Мы сидели в теплой тишине вечера перед развалинами античного храма в Гарни. Когда-то здесь, на скалистом мысу, возвышалась крепость, со сторожевых башен которой хорошо просматривалось все ущелье вверх по реке. В крепости был построен привезенными из Рима мастерами храм. Около крепости расположился город. Царь Трдат построил здесь виллу, вероятно в римском стиле, для своей сестры Хосровидухт, которая отдыхала от зноя в тени плодовых садов, через которые бежали прохладные потоки.
В крепости был гарнизон. К своей сестре приезжал воинственный царь, основатель Аршакидской династии в Армении. Множество колесниц стояло на этой горе. Любопытные граждане толпились, чтобы увидеть блеск свиты и воинов стражи. Купцы проходили со своими караванами мимо этого города. В тюках верблюдов, лошадей и ишаков были свертки китайского шелка, индийские ткани, изделия из слоновой кости, перец, кардамон, индиго, мускат, ладан, рубины и топазы, изумруды и яхонты, диковинки Востока.
Проходили табуны армянских коней, предназначенные на продажу, так как Армения славилась доброй породой.
По склонам, окружающим подножие крепостных стен, далеко вниз к речке, и тогда грохотавшей в узком ущелье, спускались виноградники. Вокруг города раскинулись сады и рощи.
Теперь перед нами ступени сохранившейся лестницы вели на площадку, на которой стоял некогда храм. Площадка эта, как и окружающее пространство, была усыпана обломками руин, кусками колонн, разбитыми капителями, сохранившимися плитами.
В этом каменном хаосе можно было с удивлением обнаружить львиные головы, как будто только что вышедшие из-под резца скульптора, виноградные листья, изображенные с тончайшей точностью, кисти винограда, гранаты, входящие в композицию украшений капители, листья древних деревьев.
Никакого признака города. Никакой виллы сестры армянского царя. Безлюдье и покой забвения. Десятки колонн античного храма исчезли, рассыпались на мелкие куски. Века перетерли их в пыль.
На разбитых ступенях лестницы лежали лежали обломки разной величины. Трава росла между ними. Похожие на дикий виноград ветки вились над уцелевшими барельефами, изображавшими не то титанов, не то кентавров. Несколько женщин резали на части яблоки и раскладывали их на ступеньках и на камнях для сушки. Множество яблочных долек лежало в руинах. Они еще больше подчеркивали заброшенность древней крепости.
Слышно было, как гудят одинокие пчелы, как шумит речка, как тихо переговариваются женщины. На некоторых больших обломках мы видели надписи путешественников разных времен и стран. Были арабские, персидские, латинские надписи.
— Что это было? — спросил Вольф. — Ты что-нибудь знаешь?
— Когда я был здесь пять лет назад, ученый-археолог, бывший с нами, подробно рассказывал о Гарни. Я могу только повторить то, что он говорил.
И я рассказал о царе Трдате, о его блестящем путешествии в Рим, о том, как Нерон устроил ему торжественную коронацию на площади Форума, провозгласил его царем Армении, дал ему римские легионы, мастеров-строителей и художников, осыпал его золотом, чтобы он восстановил старую столицу Арташат, разрушенный Корбулоном, и жил в дружбе с могучим Римом.
Потом были другие цари и другие завоеватели, были бури и землетрясения. Никто не восстанавливал больше разрушенного. Я думаю, что скоро армянские ученые займутся этим местом и из земли появится много неожиданного.
— Подумать только, черт возьми, — сказал Вольф, — я сижу на камне, который разделывал человек почти две тысячи лет тому назад… Я хожу по плитам, по которым ходили римские легионеры. Куда их занесло, как же действительно был могуч этот классический Рим! Ведь отсюда до Форума и Колизея надо было добираться месяцами, если не годами.
— Царь Трдат добирался до Нерона девять месяцев. Правда, его задерживали разные торжества, потому что его встречали очень пышно по пути…
— Все равно, — сказал Вольф, — трудно себе представить, как постепенно исчезали римское влияние, римская власть, римское искусство, наконец, и сами римляне отсюда. И вдруг настал день, когда больше не было в мире Рима…
— Ну и что, — сказал я, — почему тебе это кажется странным? Наступили другие времена. Было и такое время, когда про людей иных говорили: «Это последние язычники!» Пришли века христианства.
— А представь себе, что мне иногда кажется?
— Что тебе кажется, когда ты размышляешь, как некий римский философ, я забыл его имя, на развалинах Карфагена?
— Мне кажется день, когда будут говорить люди: «Смотрите, это представители последних капиталистов». Вот будет здорово!
— Вот в этом я уверен, я даже в юности писал стихотворение «Последний буржуй». Оно где-то есть у меня в старых тетрадях. И у нас в Советском Союзе нет уже ни капиталистов, ни буржуев…
— Только мир стал немного побольше сейчас, — ответил Вольф, — и теперь надо считаться уже с другими материками…
— Что ты хочешь сказать?