Читаем Множество книг, или Библиотека (Мириобиблион) полностью

LVIII. Придя к Тиграпу, Митридат ободрял его. Он облачил его в царскую одежду, не хуже той, которую тот носил обычно, и советовал, имея и сам немалую силу, собрать народ, чтобы опять отвоевать победу. Тот же поручил все Митридату, признавая его превосходство в доблести и уме, как обладавшему большей силой в войне против римлян. (2) Сам же он отправил послов к парфянину Фрадату с тем, что он отдаст ему Месопотамию, Адиабену и Мегалы Авлоны[844]. Когда же пришли к парфянину и послы от Лукулла, он, с одной стороны, прикинулся, что является другом и союзником римлян, сделав то же самое и в отношении армениев.

LIX. Котта, как только прибыл в Рим, был почтен сенатом именем понтийского императора за то, что он взял Гераклею. А когда в Рим пришла весть, что он ради собственных выгод уничтожил столь большой город, народ возненавидел его. К тому же он вызвал зависть столь громадным богатством. Из за этого он, стараясь отразить зависть к своему богатству, многое из добычи внес в казну римлян, однако этим нисколько не сделал их более мягкими, пока они не заставили его из многого оставить себе немногое. Сейчас же было постановлено и отпустить пленных из Гераклеи. (2) Один из жителей Гераклеи Трасимед обвинил Котту в комитиях и рассказал о расположении города к римлянам, добавив, что если в чем-нибудь они отклонились от этого, то это произошло не по желанию города, но или из-за обмана кого-либо из правителей, или из-за насилия противников. Он оплакивал сожжение города и все, что уничтожил огонь. Говорил он и о том, как Котта захватил статуи и сделал их добычей, разграбил храмы и натворил многое другое, придя в ярость; описал он также неисчислимое количество золота и серебра, принадлежавшего городу, и другие богатства Гераклеи, которые тот присвоил. (3) Когда же Трасимед со стоном и слезами сказал это и вызвал сострадание к своему горю у гегемонов[845] (ведь на собрание пришло множество пленных, мужи с женами и детьми, в траурных одеждах, протягивая с плачем молитвенные ветви), Котта, выйдя навстречу им, произнес несколько слов на родном языке, затем сел. Поднялся Карбон: «Мы, о, Котта, — сказал он, — поручили тебе взять город, а не разорить его». После него и другие таким же образом обвиняли Котту. Многим казалось, что Котта достоин изгнания; однако, уморив свое негодование, они лишили его сенаторства. Гераклеотам же они возвратили их страну, море и гавани и вынесли закон, что никто из них не должен порабощаться.

LX. Совершив это, Трасимед отправил большинство людей на родину; сам же вместе с Бритагором и Пропилом (Пропил же был сыном Бритагора), оставшись еще на некоторое время, устроил остальные неотложные дела. Через несколько лет он прибывает в Гераклею с тремя нагруженными кораблями. Возвратившись же, он всеми средствами пытался вновь заселить город, призывая к возрождению его. (2) Однако, предпринимая все, он добился лишь того, что собрались едва восемь тысяч жителей вместо с челядью. Бритагор, когда город уже возрос, возымел надежду возвратить народу свободу. Так как прошло много лет и власть у римлян уже сосредоточилась в руках одного человека — Гая Юлия Цезаря, он отправился к нему. (3) Вместе с ним в качестве послов явились и некоторые другие из знати, в том числе и сын его Пропил. Узнанный Цезарем, а затем завязав с ним более близкую дружбу, Бритагор получил кое-какие обещания; однако на первый раз он не смог добиться возвращения свободы, так как Гай находился не в Риме, а в других местах. Однако Бритагор не прекратил своих попыток, но сам, и Пропил с ним, ездил с Цезарем по всему свету и старался быть у него на глазах, чтобы, заметив его упорство, император удовлетворил его просьбу. (4) Двенадцать лет длилась эта близость, пока Цезарь не задумал возвратиться в Рим, а Бритагор не умер, изнуренный старостью и постоянными трудами, причинив великую скорбь отечеству. На этом кончается и XVI книга истории Мемнона.

(5) В целом же сочинение это — разумное и написанное сжато, но не игнорирующее, конечно, ясности, избегающее отступлений, кроме как если где-либо какая-нибудь необходимость не заставляла автора присоединить к рассказу и нечто, находящееся вне задуманной темы. Однако оно [т.е. сочинение] не отклоняется надолго в сторону этого отступления, но, упомянув самое необходимое, быстро снова обращается к положенной с самого начала в основу его мысли. (6) И словами оно [т. е. сочинение] пользуется обычными, хотя кое-где, правда, редко, они и выпадают из стиля. О первых же 8 книгах истории и тех, которые были после шестнадцатой, мы ничего не имеем сказать, так как мы их не видели.

Cod. 227. Евлогий Александрийский. Против феодосиан и гаинитян

Источник текста: http://ex-redechni.livejournal.com/24917.html

Того же [Евлогия, епископа Александрийского] обличительное слово.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Илиада
Илиада

М. Л. Гаспаров так определил значение перевода «Илиады» Вересаева: «Для человека, обладающего вкусом, не может быть сомнения, что перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева. Но перевод Гнедича труден, он не сгибается до читателя, а требует, чтобы читатель подтягивался до него; а это не всякому читателю по вкусу. Каждый, кто преподавал античную литературу на первом курсе филологических факультетов, знает, что студентам всегда рекомендуют читать "Илиаду" по Гнедичу, а студенты тем не менее в большинстве читают ее по Вересаеву. В этом и сказывается разница переводов русского Гомера: Минский переводил для неискушенного читателя надсоновской эпохи, Вересаев — для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя пушкинской эпохи».

Гомер , Гомер , Иосиф Эксетерский

Приключения / Поэзия / Античная литература / Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Стихи и поэзия / Древние книги / История