Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

В заявлениях военных и в нацистской пропаганде дезертиры неизменно выставлялись как предатели и трусы, негодяи, которые бросили и подвели собственных товарищей, эгоистично и подло подрывая их попытки держать фронт. Особенно примечателен в случае Антона Брандгубера тот момент, что он даже и не пытался обелить себя перед лицом подобных обвинений. Скорее напротив, он прямо признавался – сбежал именно из-за нежелания быть солдатом и отвращения к происходившему на Восточном фронте в феврале 1942 г. Как и других, его совершенно выбивала из колеи звериная жестокость войны, опустошавшей белорусские и русские города и села, не оставлявшей шанса на жизнь евреям – все это он слишком часто и слишком близко видел на пути к Орлу. Другие немецкие дезертиры рассказывали на допросах швейцарским офицерам истории, оправдывавшие свое бегство конфликтами с военным начальством или риском предстать перед трибуналом по необоснованному обвинению, и практически все старательно возражали против того, что дезертировали как эгоистичные трусы, упирая на прошлые заслуги и героическую преданность сослуживцам. Брандгубер выделяется из общего фона, поскольку ничего подобного не говорил, рассказывая историю, в которой отсутствовали малейшие следы нацистской и германской милитаристской пропаганды. Если другой подобный ему католик из крестьянской среды, фермерский сын Альберт Йос, изливал на страницы дневника сентенции о патриотическом долге, товариществе и жертвенности, на Антона Брандгубера эмоциональные призывы такого рода никак не действовали. Он выделяется даже из рядов по-своему уникальных немецких дезертиров тем, что оказался полностью безразличным к ценностям своего поколения.

Сбежать с фронта для солдата представлялось делом крайне сложным. Близость немецких и советских окопов подталкивала стороны к использованию мегафонов для склонения неприятеля к дезертирству. Бросать позиции немцев убеждали всевозможными способами от идеалистических призывов проявить международную солидарность рабочего класса до материальных обещаний достойного питания. Бегство сулило много опасностей, но возможность оставалась: коль скоро небольшие разведывательные группы регулярно отправлялись в ночные дозоры, у солдат наличествовал шанс улизнуть и попасть в плен к подобному же отряду на стороне противника. Однако в германских частях постоянно звучали рассказы очевидцев об обнаружении изувеченных трупов пытавшихся сдаться врагу немецких солдат, что с одной стороны заставляло дважды подумать, прежде чем отважиться на такой шаг, а с другой – оправдывало убийство советских военнопленных. Единственная реальная перспектива смыться и не попасть из огня в полымя открывалась при выборе противоположного направления, но путешествие на запад через немецкие тылы по автомобильным и железным дорогам оказывалось очень непростым предприятием с огромным риском попасться собственным патрулям. По всей вероятности, из-за редкости дезертирства немецких солдат в западном направлении патрули военной полиции, останавливавшие Брандгубера в Бресте и Варшаве, были склонны верить, что он просто случайно отстал от части[450].

Во время войны несколько сотен немецких дезертиров сумели благополучно пересечь швейцарскую границу, после чего, как и Брандгубер, подвергались допросу и интернировались швейцарскими властями. Ввиду высокой опасности предстать перед немецким военным трибуналом, солдаты охотно рассказывали швейцарцам байки о своем героическом прошлом, от чего воздержался Брандгубер, но не Герхард Шульц, сбежавший из части в Ле-Крёзо и 15 марта 1942 г. перешедший швейцарскую границу около Сен-Жингольфа на Женевском озере. Он буквально заворожил швейцарских офицеров эпической сагой своего бегства, героизма на Восточном фронте и разочарования в нацизме: живо описывал расстрелы эсэсовцами военнопленных, рассказывал об участии солдат в постановочных шоу по ловле партизан перед камерами пропагандистов для документальных фильмов. Однако подлинный гнев вызывали у него свои офицеры. Они питались сытнее солдат и «всегда придерживали лучшие куски для себя». Шульц знал об этом не понаслышке. Как отвечавший за провизию унтер-офицер, он делал все от него зависящее для доставки пайков на передовую. Парень нарисовал потрясающую картину – его описание штурмов бетонных дотов до такой степени впечатлило проводивших допрос офицеров, что полученные данные довели даже до сведения инструкторов по военной подготовке в Швейцарии[451].