Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

15 декабря Ирен Гукинг вновь рассказывала Эрнсту о бомбежках Гисена. Все спрятавшиеся в подвале здания муниципалитета погибли. Как слышала Ирен, во время налета смерть нашли 2500 человек, а еще 30 000 остались без крова. Дом, где они жили, пострадал не так сильно, как она раньше думала, но там никто не жил. Бомба упала в палисаднике перед зданием, однако внутри почти или вовсе ничего не пострадало. Только из-за взрывной волны соломенная шляпа Эрнста – предвоенный сувенир – очутилась прямо в воронке на улице. А между тем вся обстановка преспокойно перекочевала на хранение в дом тетушки. Только слишком тяжелые предметы – кухонная мебель, диван, шкаф – остались на месте. Если как следует все подсчитать и разобраться, худшим из непосредственных последствий бомбежки лично для Ирен стала необходимость жить у тети Иоганны: три дня в ее обществе показались молодой женщине слишком длительным сроком. К тому времени когда 17 декабря Ирен съехала оттуда, у нее уже имелись радостные известия. Газеты перепечатали статью из швейцарской прессы, где рассказывалось о 500 вражеских самолетах, сбитых новыми немецкими истребителями. Она радовалась от одной мысли, что теперь-то – наконец! – найдется защита от атак с неба[997].

Количество авианалетов на Германию и в самом деле резко снизилось именно 17 декабря, но не вследствие успехов люфтваффе, а из-за начавшегося в предыдущие сутки крупного контрнаступления вермахта на западе. В зачитанном накануне сражения заявлении Рунштедт воззвал к войскам: «Солдаты Западного фронта! Пришел ваш великий час. Мощные ударные армии выступают против британцев и американцев. Больше я ничего говорить не буду. Вы сами всё понимаете – всё или ничего!» Склонный не спешить с эффектными вестями, чтобы поразить воображение общественности наверняка, Геббельс придержал прессу. Первое сообщение о наступлении прошло короткой строкой в сводке вермахта по радио 18 декабря. Газетные заголовки запестрели давно ожидаемой вестью только на следующий день. Но даже Völkischer Beobachter обошлась без обычного напыщенного тона, ограничившись упоминанием о «наступлении на западе». Люди радовались и поражались сохранившейся у вермахта способности разворачивать крупные наступательные действия; многие чувствовали себя «освобожденными от гнетущего бремени». Когда 6-я танковая армия СС Зеппа Дитриха ударила на север, а 5-я танковая Мантойфеля прорвала американские рубежи и двинулась в направлении городка Бастонь на юге, в отчетах для имперского министерства пропаганды фиксировали радостную реакцию людей – «ливень после долгой засухи». В Берлине почти все положенное по карточкам на Рождество крепкое спиртное оказалось поглощенным под радостные тосты за «рождественский подарок фюрера»[998].

Отрезанный вместе с остатками группы армий «Север» на территории Курляндского полуострова, Курт Оргель свидетельствовал, что даже закаленные старики-ветераны не могли сдержать возгласы: «Эх, вот бы и нам оказаться там!» Как установил Курт, отслеживая по карте развитие наступления, в ходе кампании 1940 г. его батарея двигалась по той же дороге из Люксембурга. 21 декабря до него донеслась весть, будто на западе в плен попали 20 тысяч американцев. А по сообщению Эрнста Гукинга, количество военнопленных достигало 60 тысяч человек. Одно не подлежало сомнению – наступление положило конец изматывавшим налетам на их предмостный плацдарм в эльзасском Иссенайме. Как только потоком хлынули радостные донесения, в Министерстве пропаганды сразу осознали крайнюю опасность любых аналогий с быстрым завоеванием Франции в 1940 г. Геббельс тотчас принялся остужать пыл населения, отправив переодетых шпиков на улицы готовить народ к куда более скромным успехам. Теперь, когда надежда вдруг запылала в сердцах вновь, в Райхенберге, Бранденбурге, Дессау, даже в наиболее пессимистичных Гамбурге и Штутгарте людям хотелось видеть стремительную стратегическую победу, способную покончить с войной на западе. Те же самые чаяния возлагались на Атлантический вал в мае и – в меньшей степени – на чудо-оружие осенью. Когда надежда подняла голову в середине декабря, стратегические расчеты оставались практически одинаковыми: если принудить к заключению мира британцев и американцев, все ресурсы вермахта можно будет бросить на Восточный фронт[999].