Направившись в Мюнхен, «Клейнпетеры», сами того не желая, погрузились в самую глубинку Третьего рейха – ту, что от него осталось. Ночь в зале ожидания в Марктредвице «произвела на меня огромное впечатление, – отметил Виктор, – из-за очутившихся вместе на полу самых разных людей и предметов: солдаты, гражданские, мужчины, женщины, дети; одеяла, чемоданы, вещевые мешки, рюкзаки; ноги; откинутые одна к другой головы; живописная композиция из девушки и молодого солдата, мирно спящих плечом к плечу». Супруги стояли или сидели в еле ползущих поездах, иногда выходили и покорно шли пешком вдоль разбомбленных путей; всюду повторялась одна и та же картина, только в растущих масштабах, по мере увеличения размеров городов: Эгер, Регенсбург и наконец Мюнхен. Прожив годы со своеобразной «отметиной на лбу», Клемперер неожиданно превратился в «товарища по нации» и как равный наблюдал теперь за поведением «простых немцев», с любопытством прислушиваясь к тому, о чем они говорили между собой. Он записал разговор, происходивший в ночь с 4 на 5 апреля в темноте купе вагона второго класса:
«Молодой человек рядом со мной: “Мой отец все верил в победу, меня не слушал. Но теперь даже и он уже не верит… большевизм и международное еврейство побеждают…” Молодая женщина, сидящая на некотором отдалении, по-прежнему верила в победу, полагалась на фюрера, ее муж сражался в Бреслау, и она верила».
Интерес Клемперера к разговорам посторонних людей подпитывался жаждой определить степень их доверия к пропаганде Геббельса – насколько она оставалась созвучной их мыслям, до какой степени вписывалась в их видение войны. Царапая строки, фиксируя возрастающую неустойчивость настроений от радужной надежды до отчаяния, Клемперер со все возраставшим вниманием отслеживал причудливые перехлесты и перекосы в сознании окружающих, сам теряясь в догадках, чего же больше хотят люди, чьи разговоры он слушал. Хотят ли они прекратить войну или, напротив, продолжать ее?[1089]
По дороге в баварскую столицу и потом далее из нее на протяжении следующей недели «Клейнпетеры» обнаружили, что все больше и больше зависят от помощи посторонних, чего так старательно пытались избежать из опасения попасть на глаза нацистскому официозу. В Мюнхене они ночевали в огромном подземном бомбоубежище под Центральным вокзалом, где делами заправляли сотрудники Национал-социалистической народной благотворительности. Ева в очках с толстыми стеклами, седая и одетая в пальто со следами от искр, летавших всюду во время бомбежки Дрездена; коротко стриженный и совсем седой Виктор в тяжелом, очень потертом и обветшалом пальто. По пути к Мюнхену в начале апреля 1945 г. старики с удивлением отметили некий сам собой образующийся порядок, неожиданно проступавший из очевидного хаоса. Они узнавали, где раздают суп, хлеб и кофе – Национал-социалистическая народная благотворительность не умерла, она продолжала действовать. Функционировал импровизированный транспорт наподобие трамвая, налаженный после сильных бомбежек. «Рельсы лежали на улицах, маленькие локомотивчики, выбрасывая в небо клубы черного дыма, тянули за собой череду теплушек, превращенных в примитивные пассажирские вагоны с помощью перегородок из картона; все сиденья заняты, к тому же люди гроздьями висят между вагонами и на них». В Мюнхене Ева и Виктор сумели разыскать следы и подобраться к последнему звену в их цепи друзей и знакомых из старого времени, до прихода нацистов. Прежний научный руководитель Клемперера профессор Карл Фосслер, католик, охотно поделился с ними антифашистскими взглядами в своей роскошной квартире, но не выразил стремления как-нибудь помочь бывшему аспиранту[1090]
.