Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

На Фосслерах личная сеть связей Клемпереров заканчивалась, и у них не осталось выбора – пришлось обратиться за содействием в отделение Народной благотворительности в надежде не вызвать лишних подозрений. Не может не поражать тот факт, насколько эффективно функционировала система переселения в Баварии даже в начале апреля 1945 г. Поезда – пусть нерегулярно и переполненные – продолжали циркулировать, и люди нехотя подвигались, освобождая немного места другим, и в темноте рассказывали соседям свои истории. В маленьких селах, куда отправляли беженцев, полиция и старосты изо всех сил старались помочь им, хотя найти комнату для проживания оказывалось делом крайне сложным. Но каждый раз, когда после очередной неудачи «Клейнпетеры» возвращались в отделение Народной благотворительности в Айхахе, недалеко от Аугсбурга, добровольцы извинялись перед ними и вновь искренне пытались подыскать им жилище. Вечером 12 апреля старики добрались до села Унтербернбах, где предводитель местных крестьян, высокий, сухопарый седой человек по фамилии Фламенсбек, и его жена «тотчас позаботились о нас с трогательной любезностью (квакер, говорит Ева)». Измотанные Виктор и Ева испытали глубочайшее облегчение: «Конечно, спать пришлось на соломе – подушки и одеяла для нас положили прямо на полу в гостиной». Но скоро их разместили в комнате на чердачном этаже дома в конце села[1091].

Супруги продолжали столоваться у Фламенсбеков, а те не скупились на угощения. В следующие несколько дней Виктор узнал, что радушные хозяева принадлежали к числу первых и самых ярых нацистов в селе; теперь их сын пропал без вести в России, одного зятя убили в бою, а другой после пяти ранений вернулся в село с женой и малышом. Через считаные дни после прибытия «Клейнпетеров» в Унтербернбах почти весь недавно покинутый ими Фогтланд заняли части американской 3-й армии. Волею судеб беженцы очутились в одном из немногих нетронутых уголков «сердца» Третьего рейха[1092].

12 апреля, как раз в день появления Евы и Виктора в Унтербернбахе, разнеслась весть о смерти президента Рузвельта. Геббельс бросился поздравлять Гитлера, проводя чудесную параллель между этим «счастливым событием» и смертью царицы Елизаветы в 1762 г., с последовавшим затем развалом коалиции противников Фридриха Великого. Дозируя по обычаю хорошие известия, министр пропаганды проинструктировал прессу воздержаться от слишком прозрачных намеков из-за опасности вызвать «преждевременные надежды и завышенные ожидания». А в бывших коммунистических кварталах столицы все чаще появлялись изображения советской пятиконечной звезды. Если брать настроения в целом, большинство берлинцев срывали злость и обиду на партию, совавшую нос в дела военных, но «теперь, в час суровых испытаний» ждали веского слова от Гитлера и даже Геббельса. Бегство для горожан казалось бессмысленным делом: «Куда бежать?» Оставалась единственная надежда на стремительность продвижения американцев, на всех парах мчавшихся к Эльбе в течение предыдущей недели; и люди, судача меж собой, мечтали, «чтобы англо-американцы вышли к Берлину раньше Советов»[1093].

В 3:30 утра 16 апреля советские тяжелые орудия приступили к обстрелу немецких позиций на Зееловских высотах – небольшой возвышенности с крутыми склонами, на которых за заболоченной местностью долины Одера окопалась немецкая 9-я армия. Испытывая недостаток в танках и артиллерии, в резервах живой силы и закаленных в боях войсках, немцы выдержали первоначальный обстрел за счет отхода с переднего края к тылу, в результате чего снаряды противника перепахивали пустые окопы. Такие приемы Хейнрици применял на Днепровском рубеже на протяжении семи месяцев в 1943–1944 гг. Теперь выигрыш составил трое суток. Красная армия прорвалась южнее, через расположения 4-й танковой армии Фердинанда Шёрнера, создав угрозу окружения войск Хейнрици. С вынужденным оставлением Зееловских высот оборона немецкой 9-й армии рухнула[1094]. Затем 20 апреля – в день рождения Гитлера, когда многие немцы ожидали контрнаступления вермахта, – 1-й Белорусский фронт Жукова прорвал внешнее кольцо обороны германской столицы. 1-й Украинский фронт под началом Конева приближался к Берлину с юга[1095].

Пока 85 000 немецких солдат пытались защитить город от натиска 1,5 миллиона красноармейцев, наступавших на Берлин с трех сторон, в Вильмерсдорфе романистка Герта фон Гебхардт с дочерью Ренатой пили кофе в булочной на углу. Хозяин вырядился в форму СА, надел награды и гоголем расхаживал перед клиентами, а между тем внимание Гебхардт привлекли печальные толпы собравшихся на улице военнослужащих Фольксштурма. В жилом здании отсутствовала подача газа, и соседи соорудили себе из подручных средств шаткие печурки на балконах, а в подвале для всех двадцати жильцов строились двухъярусные нары. На протяжении следующей недели Гебхардт протоколировала процесс преображения крайне разнородных личностей – своих соседей – в «подвальную коммуну», с каждым днем безвозвратно отдалявшуюся от «народной общности»[1096].