Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Многие слухи о медицинских убийствах происходили из сфер децентрализованной бюрократии областных структур здравоохранения по причинам чисто техническим: управленцам приходилось санкционировать выплаты для пациентов, находящихся на государственном попечении, поэтому они не могли не отмечать перемен в денежных потоках, перенаправляемых в центры уничтожения; чиновники также получали и передавали дальше по инстанциям информацию от коллег. Такие знания – в чем-то отрывочные, в чем-то подробные – циркулировали на личном уровне до тех пор, пока Гален не решился воспользоваться независимостью церкви для придания гласности происходящему. Его проповедь со всей прямотой бросала открытый вызов властям[305].

Ответная реакция министра по делам церкви Ханнса Керрля, личного секретаря фюрера Мартина Бормана и местного гауляйтера Альфреда Майера выразилась в требовании применения репрессий против Галена. Что лучше: судить его и казнить как изменника в назидание другим? Без шума арестовать и отправить в концентрационный лагерь? Или попросту запретить проповедовать? Местные партийные активисты и функционеры в округе Мюнстер буквально тряслись от ярости, понося Галена как британского агента. Геббельса и Гитлера не в меньшей степени взбесила «выходка» высокопоставленного священника, но как формальные католики они очень хорошо отдавали себе отчет в возможном вреде поспешных мер. «Если предпринять какую-нибудь акцию против епископа, – заметил, как считается, Геббельс, – население Мюнстера, а в этом случае всей Вестфалии, можно будет списать со счетов до конца войны». Гитлер согласился, что бездействие станет пока наиболее мудрым выходом, хотя лично поклялся снять с Галена голову сразу после войны[306].

На протяжении последних дней лета и осени 1941 г. католические епископы продолжали оказывать давление на умы. Антониус Хильфрих, епископ Лимбурга, находился в курсе происходящего в расположенном поблизости Хадамаре и в конце августа присоединился к совместным с архиепископом Кёльна и епископом Падерборна обращениям к министрам внутренних дел, юстиции и по делам церкви: «Мы считаем своей обязанностью выступить публично против этого [медицинских убийств] ради образования и просвещения нашей католической паствы, чтобы не вводить народ наш в сомнения относительно основ подлинной нравственности». Три дня спустя примеру Галена последовал епископ Трира Борневассер – он прочел проповедь против убийства пациентов с амвона кафедрального собора и вернулся к теме через полмесяца, 14 сентября, задавая риторический вопрос: действует ли еще в Германии статья 211 Уголовного кодекса? Сам Гален написал духовенству в Ольденбург с просьбой прочитать там его проповедь, а в октябре и ноябре британские ВВС разбрасывали листовки с выдержками из нее над территорией рейха. Епископ Майнца Альберт Штёр воспользовался праздником Христа Царя в конце октября[307] для обращения к заполнившим кафедральный собор прихожанам. В преддверии Дня поминовения усопших Прейзинг вновь поднял тему в соборе Святой Ядвиги в Берлине, изобличая художественный фильм с масштабным бюджетом «Я обвиняю» как топорную поделку пропаганды и проводя прямую связь между кассовым успехом ленты тем летом и убийством пациентов психиатрических лечебниц[308].