Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Одна из причин такого гуманистического протеста против новых ритуалов в католических регионах состояла в том, что поляки и французы являлись единоверцами. В Кемпно-Нидеррайне около Дюссельдорфа гестапо приписывало откровенно враждебное отношение населения к казни через повешение поляка влиянию церкви и ее неприятию подобного вида публичных казней. К тому же с начала промышленной революции Рейнская область и Рурский бассейн приняли много мигрантов польской национальности. В Швайнфурте местное гестапо почло за благо перенести казнь двух поляков, от одного из которых забеременела 15-летняя девица, в концентрационный лагерь, во избежание «большого волнения среди католического населения». В октябре 1941 г. Гитлер запретил публичные позорные казни и ритуальные наказания, но не прилюдные казни инородцев. Однако к тому времени он столкнулся с гуманистическим протестом совершенно иного рода, ведущую роль в котором играли виднейшие католические епископы страны[303].

9 марта 1941 г. Конрад фон Прейзинг, католический епископ Берлина, воспользовался инаугурацией Пия XII и напомнил конгрегации в кафедральном соборе Святой Ядвиги, что папа «подтвердил доктрину церкви, в соответствии с которой нет никакого оправдания убийства больных или ненормальных ни на экономической, ни на евгенической почве». Так тайная нацистская программа «эвтаназии» впервые встретила открытое осуждение. И протестантские, и католические епископы отлично знали о ней и о том, как она развивается, поскольку начальство церковных психиатрических приютов оказалось по разные стороны линии фронта – одни с энтузиазмом поддерживали начинание светских властей, другие, напротив, ни в коем случае не одобряли. Вместе с тем за последние полтора года ежегодная Конференция католических епископов в Фульде послушно шла за кардиналом Бертрамом и отправляла в адрес правительства письма с очень мягкими формулировками, часто просто личные, с вкрадчивым вопросом «а правда ли, что?..». Однако летом 1941 г. законопослушные петиции уступили место более радикальной публичной конфронтации. 3 августа епископ Мюнстера граф Клеменс Август фон Гален произнес с кафедры церкви Святого Ламберта проповедь против «эвтаназии». Тогда как Прейзинг всего лишь подчеркнуто обновил протест церковников против убийства обитателей приютов в абстрактных и общих терминах, Гален перешел в страстное наступление:

«Единоверцы христиане!.. вот уже несколько месяцев до нас доносится, что по приказу из Берлина пациенты приютов для страдающих умственно, которые больны длительное время и, возможно, неизлечимы, подвергаются насильственному удалению. Потом, через непродолжительное время, родственников там и тут информируют, что тело сожжено и можно забрать прах. Есть серьезное подозрение, граничащее с уверенностью, что неожиданные смерти умственно больных людей происходят не сами по себе, а вызваны умышленным вмешательством; что на практике осуществляется доктрина, в соответствии с которой можно уничтожать так называемую бессмысленную жизнь, то есть убивать невиновных, если есть мнение, будто их жизни не имеют более никакой ценности для нации и государства».

Касаясь конкретно первой партии пациентов из Мариентальского приюта близ Мюнстера, Гален зачитал письмо, отправленное им шефу местной полиции с уведомлением о готовящемся убийстве; епископ ссылался на долг гражданина в соответствии со статьей 139 Уголовного кодекса, обязывавшей любого информировать власти о «сговоре с целью покушения на жизнь людей». Затем Гален перешел к главному – этической стороне вопроса, предупреждая о возможной участи состарившихся, изможденных и израненных в боях ветеранов, «если вы установите и станете следовать принципу, по которому можно убивать “непродуктивные” человеческие создания». Проповедь Галена вызвала значительный резонанс на местном уровне. Ее широко цитировали и зачитывали в церковных епархиях округа Мюнстер и обсуждали среди священнослужителей в Кёльне[304].