Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

В августе 1941 г. Гитлер распорядился остановить уничтожение взрослых пациентов приютов в рамках «T‐4». Однако церковь продолжала протестовать, поскольку приказ не представлялось возможным обнародовать – программа убийств оставалась строжайшей государственной тайной. Между тем в то время прелаты имели собственные причины продолжать давление на власти. Главной причиной их тревоги летом 1941 г. стало стремление защитить церковные здания и земли. Когда Эльзас и Люксембург следом за западными польскими провинциями пополнили список присоединенных к рейху территорий, правительство решило не распространять на них действие заключенного в 1933 г. конкордата с церковью. Боссы гестапо и партии не теряя времени накинулись на добычу и на протяжении 1940 и 1941 гг. экспроприировали свыше трехсот монастырей и других церковных объектов недвижимости, включая земельные угодья. Когда подобная практика расширилась на «старый» рейх, на местах зазвучали громкие голоса протеста. В Вюртемберге захвату подверглись монастыри Унтермархталь и Келленрид с их земельными владениями. В Баварии, где закрыли еще семь подобных обителей, вооруженные вилами крестьяне бросились защищать бенедектинское аббатство Мюстершварцах, где как раз перед тем строители закончили церковь. Подобные прямые акции так и остались фактически исключительными. Да и Гален осмелился заговорить, когда экспроприации подверглось церковное имущество его епархии. Обитель в Людингхаузене превратили в государственную школу-интернат, а десять монахинь насильно оставили при нем поварихами, уборщицами и прачками, тогда как остальных просто выгнали. Иезуитам Мюнстера тоже пришлось сниматься с насиженного места, и в конце концов в июле власти наложили руку на монастырские объекты самого города[312].

Проповедь Галена 3 августа с высказыванием против медицинских убийств стала последней из трех, направленных против радикальных мер нацистов: первые две – 13 и 20 июля – полностью посвящались защите духовных орденов от посягательств и захвата церковных зданий светскими властями, переставшими даже маскировать свое неподчинение требованиям закона. Поминая сто шестьдесят одного члена религиозных орденов, служивших «в качестве немецких солдат на фронте, включая и тех, кто на переднем крае», Гален выступал с порицанием того факта, что «у них отнимают родину; обитель, что есть дом их, порушена – безжалостно и без всякого оправдания». Другие епископы открыто связывали атаки на церковь с резней невинных в лечебницах Германии[313].

Тем летом конфликт между церковью и партией в Баварии вышел из-под контроля почти полностью благодаря усилиям Адольфа Вагнера, баварского министра образования и гауляйтера Мюнхена и Верхней Баварии. Здесь отъем церковных земель и построек нарушил баланс чувства священного ландшафта и наследственного порядка. Вслед за католическими журналами мишенями для секуляризации сделались детские ясли и сфера образования. Кипение дошло до точки, когда Вагнер издал указ убрать во время летних каникул из школ распятия и картины христианской тематики. Сторонникам жесткого курса вроде Вагнера показалось, будто наступило подходящее время доделать начатое и отстранить церковь от образования. Хотя Гитлер запретил партии принимать меры против протестантских или католических церквей во время войны, Вагнер мог до известной степени опереться на циркуляр Бормана, присланный в июне 1941 г. и подталкивавший гауляйтера к действиям по подрыву власти церковников. Несмотря на предостережения об опасной непопулярности подобных мер, доносившиеся из разных структур правительства, равно как и от рядовых членов партии, на протяжении лета и начала осени распятия изъяли из трехсот восьмидесяти девяти начальных школ в Верхней Баварии[314].

Поскольку противодействие росло, 28 августа Вагнеру пришлось отменить постановление, но во многих местах местные и районные партийные вожаки решили продолжить дело по соображениям престижа и по убеждениям; их упорство привело к открытым столкновениям с разъяренными толпами в маленьких городках и селах. В Верхнем Пфальце, в городке Фельбург, жители после мессы в воскресенье, 21 сентября, ворвались в дом к бургомистру и прижали его, не давая схватиться за пистолет. Видя это, его жена отдала ключи, чтобы протестующие смогли забрать распятия. В других местах более умеренные члены партии и местные функционеры зачастую даже подписывались под петициями, присоединялись к демонстрациям и отсылали рапорты о происходящем высокому начальству. Во многих городах и селах матери школьников устраивали стачки или собирали деньги на покупку новых распятий, которые в целом ряде случаев символически водворяли в классы приехавшие на побывку солдаты после памятной мессы по погибшим товарищам[315].