Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

В фильме режиссера Вольфганга Либенайнера речь шла о помощи в уходе из жизни женщине, медленно и в мучениях умиравшей от рассеянного склероза. Зрители попеременно смотрели на происходящее то с позиции врача, пытающегося найти способ излечить пациентку, то – присяжных заседателей в суде, обсуждающих его решение помочь ей умереть с достоинством. Геббельс лично просматривал и отвергал все варианты сценариев с грубой пропагандой по данной тематике, выбрав именно этот вариант с его подходом «тонкого рекламирования». Как показывает выбор в пользу «серединки», министр пропаганды не считал германский народ «лишенным сантиментов» до такой степени, чтобы говорить ему правду об «эвтаназии»; людей надлежало готовить к этому мягко и словно бы исподволь. Задействованные в программе профессиональные элиты считали себя просто распространителями идей крайнего прагматизма на само право на жизнь; их готовность к сотрудничеству объясняется ключевым направлением мышления, нацеленным на борьбу с «антиобщественным элементом», «трудновоспитуемыми» подростками, «тунеядцами» и прочими подопечными органов социального обеспечения и полиции. Но, какие бы негативные эмоции ни вызвали заклейменные печатью умственной или физической неполноценности личности у «нормальных» людей, немецкое общество в целом не изъявляло готовности применять одни и те же меры против тех, кто не мог, и тех, кто не хотел работать. Разница между лентяями и беспомощными инвалидами оставалась огромной. Наиболее мощным аргументом Галена служили искалеченные солдаты, – получалось, что и их тоже надо будет лишать жизни. Когда его проповедь зачитали в церкви Аппельхюльзена 11 августа 1941 г., женщины в конгрегации принялись рыдать в голос, вообразив, что их сыновья на фронте окажутся под угрозой «эвтаназии»[309].

«Я обвиняю» вышел как раз перед прочтением Галеном его разгромной проповеди. Фильм стал достоянием общественности в поистине национальном масштабе. К январю 1945 г. его посмотрели 15,3 миллиона человек, но не все обязательно связывали личную драму героини и порожденную сознательным выбором пациента дилемму с широкомасштабными убийствами, происходившими в то же самое время вдали от людских глаз в приютах Германии. Там же, где люди сопоставляли кино и реальность, особенно в округах Мюнстер и Пассау, фильм популярностью не пользовался. Однако его кассовый успех говорит об отсутствии в Германии широкого отклика на медицинские убийства. Знание и протесты носили фрагментарный характер[310].

В некоторых местах Служба безопасности и в самом деле наблюдала гигантскую потерю доверия населения к руководству органов народного здравоохранения, особенно в Швабии, где «многие соотечественники отказываются от рентгена из-за страха, что от них избавятся (подвергнут “эвтаназии”) как от “непродуктивных” после запугивания проповедями епископов Мюнстера и Трира». И среди протестантов тоже воцарилось значительное беспокойство, а проповедь Галена вызывала восхищение некоторых членов Исповедующей церкви. Епископ Вюртемберга Теофил Вурм в июле 1940 г. направил личные протесты в адрес министров по делам церкви и внутренних дел, а также шефу Имперской канцелярии Ламмерсу, однако никто из протестантских священников не выразил несогласия принародно. Более того, если не считать одного или двух случаев, когда протестантские и католические директора психиатрических приютов предупреждали друг друга о предстоящем прибытии комиссий «T‐4», соперничающие христианские конфессии не выказывали тенденции сплотиться перед лицом общего вызова[311].