Читаем Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах полностью

Композитор Леон Яначек (1854–1928) в своем творчестве использовал гуситские песни — духовные песнопения на чешском языке.

В литературе конца XIX — начала XX в. средневековые мотивы не теряли своей актуальности. Один из главных представителей чешской поэтической школы второй половины XIX в. Витезслав Галек (1835–1874) не раз обращался к средневековым сюжетам, в центре которых, как правило, стоял герой — глашатай идей равенства и справедливости[740]. Одна из известных драм В. Галека «Завиш из Фалькенштейна» повествует о романтическом персонаже средневекой чешской истории — рыцаре Завише, втором муже королевы Чехии Кунгуты Галицкой, жившем в XIII в. Помимо произведений о собственной истории поэт обращался к событиям Средневековья в других славянских странах. Так, персонажем одного из произведений В. Галека «Король Вукашин» стал сербский правитель Прилепского королевства XIV в. — герой из «Песен южных славян».

Средневековые мотивы часто были основной темой в произведениях писателя Алоиса Ирасека (Йирасека) (1851–1930), запечатлевшего важнейшие этапы борьбы чешского народа за национальную независимость[741]. В своих исторических романах А. Ирасек отражал историю гуситов, период иноземного господства и национальное возрождение (трилогия «Между течениями» и др.). Продолжая деятельность будителей, писатель не оплакивал тяжелые для Чехии времена, а приводил примеры борьбы и сопротивления господству колонизаторов. Словами героя одного из своих романов А. Ирасек обращался к современникам: «Да будет обычным для нас, чтобы в гонениях не никли от страха, а каждый раз расцветали, как дерево, отвагой и надеждой»[742]. В своем стремлении возродить идеалы чешской свободы, писатель подчеркивал, что без вовлечения народа в национально-освободительное движение работа будителей была бы никчемной[743]. Обращался он и к чешскому фольклору, зачастую делая акцент на его патриотической составляющей. Особое место в его творчестве занимают «Старинные чешские сказания», представляющие собой литературные обработки легенд, начиная с преданий о зарождении чешского народа. В «Сказаниях» писатель обращается ко времени возникновения чешской государственности («О воеводе Чехе», «Лучанская война», «О Либуше»), передает события из истории гуситских войн, обращается к примерам борьбы чешского и словацкого народов за независимость («Ян Гус», «Ян Жижка», «Ян Козина» и др.). Эти проникнутые патриотизмом произведения, основанные на событиях прошлого, призваны будить национальное сознание современников: «Счастлива будь, о любимая родина! Да крепнет народ твой из поколения в поколение, да осилит он всех противников и свято сохранит наследие предков — родной язык и старинные свои права!» («Бланицкие рыцари»)[744].

Элементы медиевализма можно увидеть в творчестве крупного чешского поэта Ярослава Врхлицкого (1853–1912), постоянно обращавшегося к прошлому в поисках того, что, по его мнению, не мог отыскать в настоящем, — примеров борьбы за справедливость и лучшее будущее[745]. Так, в первом цикле эпических произведений Я. Врхлицкого повествуется о Шарке — уже упоминавшейся героине. Помимо этого, в цикле содержится повествование о средневековом монахе XI в. Божетехе и «Легенда о Прокопе». В последней поэт изображает героя легенды XIV в. — св. Прокопа — горячим патриотом и защитником национальных прав народа[746].

Художники Чехии наравне с чешскими композиторами и писателями активно обращались в своем творчестве к средневековым сюжетам. Еще в первой половине XIX в. к событиям и героям национальной истории обращается Франтишек Ткадлик (1786–1840). Одной из первых его работ, посвященной национальной средневековой истории, стала картина «Святая Людмила и святой Вацлав во время мессы» (1837, Национальная галерея, Прага). Художник, творивший в период борьбы-взаимодействия классицизма и романтизма, создает своей картиной возвышенное настроение погружения в молитву. Именно в этом состоянии запечатлены герои. Живописец еще очень условно передает средневековые аксессуары, да и коленопреклоненные фигуры княгини Людмилы и ее внука Вацлава написаны художником в манере, напоминающей приемы раннего итальянского Возрождения. Но показательно само обращение к отечественному сюжету в тот период развития чешской школы живописи, когда героями полотен исторической тематики преимущественно были библейские герои или персонажи античной мифологии.

Патриотическое искусство Ткадлика оказало большое влияние на новое поколение художников, в том числе и на Йозефа Манеса (1820–1871). В конце 1850-х гг. Манес иллюстрирует Краледворскую рукопись, якобы восходящую к XIII в. Как уже отмечалось выше, на самом деле это оказалась подделка начала XIX столетия; но идеи национального самосознания, заложенные в ней, были настолько созвучны современности, что отозвались в душе художника, увлеченного отечественной историей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика