Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Не только Краледворская, но и Зеленогорская рукопись — еще одна известная подделка под Средневековье — стала источником вдохновения для деятелей культуры Чехии[747]. А Йозеф Манес создает очередное произведение, связанное со Средневековьем, — монументально-декоративное оформление часов Пражской ратуши. Часы ратуши (или Орлой) состоят из двух циферблатов — астрологического и календарного, первоначальное создание которых относится к XV в. Манесу принадлежит роспись календарного циферблата. Художник изобразил в 12 кругах 12 сцен из жизни чешских крестьян Средневековья. Каждая сцена соответствует занятиям, являющимся как проявлением круговорота жизни людей, так и наиболее характерной трудовой деятельностью для того или иного месяца. К примеру, январь представлен сценой рождения ребенка. Она символизирует собой не только пополнение в семье, но и символ рождения нового года. Сцена пахоты соответствует самому раннему месяцу весны — марту. Лето символизируют сцены покоса и молотьбы. Среди аллегорий осенних месяцев привлекает октябрьская сцена сбора винограда. Это не только изображение труда, но и показ развития возвышенных отношений между девушкой и юношей, начало которых запечатлено еще в эпизоде, характеризующем месяц май.

Каждой сцене жизни и трудовой деятельности соответствует изображение знака зодиака. Такая связь напоминает композиционное решение миниатюр средневековых часословов. Самым ярким примером подобных изображений являются иллюстрации, которыми братья Лимбурги сопроводили «Великолепный часослов герцога Беррийского» (XV в.). Но Й. Манес в своей работе стилизует фигуры крестьян, а пейзажи решает в эпически-возвышенном ключе, тем самым придавая изображениям монументально-декоративный характер.

Художников Чехии привлекали сюжеты и герои гуситских войн. Так, Миколаш Алеш (1852–1913) в 1870-х гг. обращается к созданию композиций, воспевающих события далекой эпохи. Некоторые из них наполнены не только исторической конкретикой, но и тонким психологизмом. Привлекает внимание малоформатная картина художника «Над могилой воина-гусита» (1877 г.), где художник «изображает на фоне печальной заснеженной равнины старого всадника-гусита, в глубокой задумчивости остановившегося перед свежей могилой своего соратника, бойца за „божье дело, за свободу чехов“. Правдивая передача серого зимнего дня, свободная от внешней картинности характеристика образа старого воина определяют внутреннюю значительность этой композиции, проникнутой духом подлинной народности и историзма»[748]. В 1883 г. живописец Вацлав Брожик (1851–1901) создает картину «Ян Гус на Констанцком соборе», где изображает неправедный суд, вынесший смертельный приговор идеологу чешской Реформации.

В 1880-х гг. среди художников были популярны средневековые сюжеты, связанные с любовными отношениями сильных мира сего. Так, один из ярких представителей академизма Франтишек Женишек (1849–1916) в начале 1880-х написал картину «Ольдржих и Божена» (Национальная галерея, Прага), где изобразил легендарную встречу князя Чехии и крестьянской девушки Божены, которую чешский властитель повстречал, возвращаясь с охоты[749]. Ольдржиха (Олдржиха) привлекла юная красавица, стирающая белье. Художник изобразил удалого князя, лихо сидящего на коне и взирающего с высоты на прекрасную незнакомку, которая, склонив голову, не отводит взгляд от всадника. Картине присуща театрализация, присущая академическому направлению в живописи: красавец князь натянул поводья белого скакуна, чтобы рассмотреть незнакомку; полуобнаженная Божена больше напоминает нимфу лесов, а не крестьянку; княжеские слуги отгоняют свору собак, напугавшую девушек; крестьяне раскланиваются с князем, который их чуть не задавил своим разгоряченным конем… Об историзме сцены говорить не приходится: XI в. здесь передан условно — драпировки нарядов то облекают фигуры, то разлетаются от быстрого движения, давая представление об одежде вообще; вызывают сомнения в достоверности и маленькие, скорее декоративные луки и пр.

Рост национального самосознания в Чехии повлиял на возведение общественных построек, призванных развивать культуру страны. Среди этих зданий пражский Национальный театр (1867–1883, архитектор Й. Зитек); «Рудольфинум», объединяющий в себе консерваторию, музей художественной промышленности и концертный зал (1875–1885, архитектор Й. Зитек); Национальный музей (1885–1890, архитектор Й. Шульц)[750]. Но все эти постройки были эклектичны.

В XIX столетии в архитектуре Чехии развиваются и неостили, являющиеся ярким отражением историзма мышления эпохи. Большое внимание в строительстве уделяется неоготическому стилю, выражающему увлеченность Нового времени средневековой культурой. Это явление было отчасти связано и с ростом национального самосознания чехов, и с модными тенденциями в зодчестве.

В XIX столетии в Чехии, как и в других странах Европы, возвращаются к возведению значимых городских соборов, начатых еще в Средневековье.