Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Не приходится удивляться, что все крупнейшие кинематографические произведения Югославии, посвященные Средневековью так или иначе связаны с Косовской битвой 1389 г. Помимо уже упоминавшейся картины 1939 г. к 575-летию битвы вышел фильм под названием «Битва на Косовом поле», снятый в 1964 г.

Целенаправленный интерес к тематике Средневековья возрождается в югославском кинематографе лишь с 1981 г., когда на экраны выходят сразу две знаковые картины. Первая — «Доротей» от режиссера З. Велимировича (1930–2005) — рассказывает о молодом монахе Доротее, обладающем способностями лечить людей с помощью целебных трав. Его знания привлекают внимание знати, планирующей использовать Доротея в своих интересах. Вторая — «Банович Страхиня» («Закон любви», режиссер В. Мимица, родился в 1923 г.), основана на одноименной сербской народной песне о полумифическом герое XIV в., отправляющемся в долгий поход, чтобы спасти свою жену, похищенную турецким бандитом Сенидхи Али. Примечательно, что несмотря на то, что сюжеты данных картин уже не были сказочными, они тем не менее не содержали реальных исторических событий и персонажей, сохраняя тенденцию подачи Средневековья в отстраненном, нереалистичном ключе. Медиевальный антураж здесь был совмещен с мелодраматическими и приключенческими элементами, отвечавшими интересам публики.

С обострением национальных противоречий в югославском обществе постепенно возрос и интерес к национальному прошлому. В 1989 г., перед самым развалом Югославии, в канун легендарного юбилея Косовской битвы увидел свет самый значимый для сербского кинематографа фильм «Битва на Косовом поле» — масштабное историческое полотно, носившее во многом характер более просербский, нежели его предшественник 1964 г. Режиссером картины стал З. Шотра (родился в 1933 г.), а сценарий был основан на одноименной драме сербского писателя Любомира Симовича (родился в 1935 г.).

В целом необходимо сказать, что кинематограф стал в середине и второй половине ХХ в. эффективным инструментом трансляции в обществе образов и символов Средневековья. Некоторые картины, являющиеся высокохудожественными произведениями, высоко ценились в интеллектуальных кругах, но Средневековье было не более чем фоном для выражения презентистских идей авторов. В основном средневековая тематика привлекалась для выражения патриотических, национально-освободительных идей, антиклерикальной пропаганды. В то же время за редкими исключениями, к которым относятся прокатный успех «Крестоносцев», популярность болгарских и югославских исторических лент на родине, эти фильмы не стали самыми кассовыми. В пропагандистском плане они были каплей в море фильмов на революционную и военную тематику, отражающую историю Нового и Новейшего времени.

В этом смысле к медиевальному кинематографу наиболее точно подходит слово «узнавание»: он формировал определенные визуальные медиевальные образы, способствовал постижению Средневековья (особенно своего), прошлого своей Родины. Но радикальным средством расширения влиятельности медиевального дискурса в идеологии и общественном сознании кинематограф во второй половине ХХ в. не стал.

Последнее, на чем хотелось бы остановиться при обзоре проявлений медиевализма в славянских и Балканских странах в 1945–1980-е гг., — это место Средневековья в официальном историческом дискурсе. Первый этап развития послевоенной историографии стран Восточной Европы и Балкан связан с влиянием сталинизма, ставшего официальной идеологией. После трансформации режимов «народной демократии» в 1946–1948 гг. коммунистические партии в основном начали проводить политику идеологизации исторической науки в духе марксистско-ленинско-сталинских принципов. Руководящие принципы этой политики хорошо иллюстрируются заявлением болгарского партийного функционера Вылко Червенкова, который в 1948 г. призвал «очистить авгиевы конюшни буржуазной историографии» и поставить истории «на здоровые и научные основы» путем «решительного устранения реакционного наследия»[882]. В свою очередь генсек ЦК БКП Георгий Димитров настаивал на том, чтобы сломать «остатки буржуазного идеологического метода и великоболгарского шовинизма»[883]. Новая власть проявила крайне негативное отношение и к «буржуазным» ученым. Было заявлено, что нельзя верить ни одному их слову, потому что эти ученые и профессора являются ничем иным, как учеными слугами капиталистического класса[884]. Помимо того что некоторые ученые были лишены возможности заниматься научной деятельностью, они были обвинены в сотрудничестве с предшествующей властью и репрессированы.