В результате в XVI в. оформился жанр национальной истории, распространителями которого в Европе первоначально становятся так называемые странствующие гуманисты — итальянские уроженцы, работавшие над составлением национальных историй стран заальпийской Европы по заказу местных властей (Антонио Бонфини в Венгрии (1488 г.), Филиппо Буонаккорси (Каллимах) в Польше (1484 г.), Паоло Эмилио во Франции (1516–1529 гг.), Лючио Маринео в Испании (1530 г.), Полидор Вергилий в Англии (1534 г.), Людовико Гвиччардини в Нидерландах и др.). Впоследствии новый жанр историописания со всеми свойственными ему характеристиками осваивают и местные интеллектуалы. Вскоре они оттесняют итальянских первопроходцев в деле изучения своих национальных древностей и даже подвергают сомнениям те или иные результаты их штудий, причем, как правило, с позиций большего удревнения корней своей нации и большей артикуляции идеи ее автохтонности и самодостаточности.
Наконец в содержательном плане для развития новой историографии огромное значение имели открытия новых источников, причем как аутентичных, так и фальсификатов. К числу последних в первую очередь относится трактат «Древности» («Antiquitates»), якобы написанный вавилонским мудрецом Берозом еще в IV в. до н. э. В числе других античных источников (большинство из которых также были подделками) трактат Псевдо-Бероза вошел в собрание, впервые опубликованное в 1498 г. доминиканским монахом Джованни Нанни из Витербо и впоследствии выдержавшее множество изданий в разных странах Европы. В трактате Псевдо-Бероза европейской читающей публике было впервые предложено всеохватывающее генеалогическое древо современных европейских народов, составленное таким образом, что ключевые фигуры античных и средневековых мифов о происхождении (троянцы, первые римляне и т. д.) оказались потомками тех или иных библейских патриархов — потомков Ноя. Тем самым была заполнена лакуна между библейской и античной историей, что позволило европейским историкам возводить корни своих наций к библейским временам[293]
.К числу реальных памятников древности, открытие которых оказало большое влияние на формирование новой историографии, относится, например, «Германия» Тацита, впервые опубликованная в 1471 г. папой Пием II (в миру — Энеа Сильвио Пикколомини). Для немецких гуманистов труд Тацита стал важнейшим источником в деле конструирования протонационального образа Германии, в процессе которого понятие Германии все более становилось обозначением отечества немцев со всеми присущими протонациональному дискурсу коннотациями[294]
. Эти и другие открытия имели значение для всей ренессансной Европы, а (из)обретенное благодаря им новое знание о народах обогащало пространство культурной коммуникации между различными очагами ренессансной культуры.Апроприация флорентийскими гуманистами римского прошлого в рамках конструирования новой итальянской идентичности стимулировала процесс открытия своего рода «альтернативной древности» в странах заальпийской Европы, чьи политические и интеллектуальные элиты остро нуждались в партикулярных квазинациональных коллективных идентичностях, которые бы лежали вне дискурсивного поля римского универсализма. Открытие новых и новое прочтение ранее известных источников в эпистемологических рамках «новой историографии» вместе с проецированием в далекое прошлое и антикизацией современных этнокультурных реалий, прежде всего народного языка (вернакуляра), приносит свои плоды. В результате в XV–XVI столетиях в национальном историописании европейских стран укоренились новые коллективные акторы — древние, но в то же время будто бы имевшие прямое продолжение в современности народы (nationes). Во Франции это были галлы и франки, в Священной Римской империи — тевтоны, готы и — на славянском востоке страны — вандалы, в Польше — сарматы, в Швеции и Испании — готы, в Венеции — энеты, в Венгрии — паннонцы и гунны, в южнославянских странах — иллиры и т. п.
В своем исследовании раннемодерного иллиризма З. Блажевич предложила называть иллиризм, сарматизм, тевтонизм, готицизм и тому подобные раннемодерные интеллектуальные конструкты протонациональными идеологемами, понимая под идеологемой специфический феномен, находящийся на пересечении языка, культуры и истории. Отталкиваясь от комбинированного философсконарративного характера идеологемы в том виде, в каком он определяется в работах концептуалистов данного понятия (Р. Лауэр, Ю. Кристева, Ф. Джеймсон), исследовательница указывает на значительный перформативный потенциал протонациональных идеологем, то есть на их способность конструировать реальность, «делать вещи словами», по определению Дж. Л. Остина[295]
.