Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Однако примечательно, что, разумея под иллирами именно славяноязычных жителей, Шижгорич, сам именовавший себя далматинцем, не называет своих соотечественников (иллиров и далматинцев) славянами. Объяснить это можно тем, что средневековое понятие «Sclavi» («славяне») не вписывалось в данном случае в антикизирующий этнический дискурс шибеникского гуманиста. Кроме того, оно было отягощено «варварскими» коннотациями: в картине мира обитателей далматинских городов-коммун со времен Средневековья существовало отчетливое противопоставление горожан как потомков римлян жителям сельского хинтерланда, обобщенно именовавшихся славянами или готами и считавшихся потомками некогда переселившихся на земли империи варваров. Иными словами, инициированный Шижгоричем протонациональный патриотизм ренессансного образца, завязанный на идее общего происхождения и использования единого (славянского) языка, все еще нуждался в переосмыслении самого понятия «славяне» и освобождении его от семантического груза средневековой традиции.

Долго ждать этого переосмысления тем не менее не пришлось, так как трактат Шижгорича подготовил для него весьма благоприятную почву. Имевшее большое влияние на последующее развитие иллирской идеологемы отождествление «иллирского» народа со славянами произошло в речи далматинского гуманиста Винко Прибоевича «О происхождении и славе славян» (1525 г.), произнесенной им в его родном городе Хваре, а затем опубликованной в Венеции (1532 г.)[303]. Как показал Мадунич, концепция Прибоевича может быть осмыслена как вывод на максимально широкий, фактически протонациональный уровень свойственных ренессансной историографии представлений о родине (patria)[304]. При этом, как отмечают исследователи, то обстоятельство, что Прибоевич славизировал иллирскую идентичность, предпочтя возникшее в Средневековье название «славяне» антикизирующей иллирской терминологии, было обусловлено как характерной для Европы эпохи Чинквеченто тенденцией (особенно заметной в перечитывавших Тацита гуманистических кружках Германии) к «реабилитации» варваров, так и непосредственным знакомством Прибоевича, проучившегося несколько лет в Кракове, с польским историописанием, в котором в ту эпоху происходило оформление влиятельного сарматского мифа.

Главными критериями, позволявшими Прибоевичу обосновывать идею единой «natio Slavorum», были единое происхождение и общий язык, причем весьма показательно, что единство происхождения гуманист доказывал через единство языка. Подробно рассуждая о происхождении славян, Прибоевич в полном соответствии с духом времени соединяет библейскую генеалогию с античной этнографией. Так, ссылаясь на Страбона, писавшего о том, что фракийцы говорили на том же языке, что и мизы, и на Аппиана Александрийского, сообщавшего о том, что римляне считали мизов иллирийцами, Прибоевич устанавливает связь между фракийцами и иллирийцами, то есть иллирамиславянами. В результате этих и других рассуждений Прибоевич приходит к выводу, что прародителем славян был библейский Фирас — один из сыновей Иафета, традиционно считавшийся родоначальником фракийцев.

Как видно, одна из важнейших заслуг Прибоевича в деле разработки иллирской идеологемы заключается в осуществленной им детальной проработке этногенеза славян-иллиров, позволившей объединить друг с другом в единой генеалогической схеме библейских потомков Иафета, античных иллирийцев и фракийцев (связав их также между собой) и средневековых славян. При этом он делает значительный вклад и в разработку дальнейшей истории иллиров, в частности внося в нее известный со времен позднего Средневековья сюжет о привилегии, якобы данной славянам Александром Македонским. История о том, как Александр Великий, высоко оценив воинскую доблесть славян, предоставил им в специальной грамоте господство над половиной Европы, впервые фиксируется в Чехии в XIV в., однако сама традиция могла иметь как чешское, так и южнославянское происхождение. Так или иначе, ко времени появления речи Прибоевича текст грамоты уже циркулировал в западнославянском историописании: Прибоевич впервые вводит его в контекст протонационального иллиризма, где, по удачному определению З. Блажевич, грамота Александра Великого выступает средством легитимизации территориальной обширности славянского мира[305].