Благодаря сохранившимся документам, процесс создания М. Форстоллом генеалогического труда в деталях был воссоздан венгерским исследователем Ш. Бене[410]
. Исполняя волю своего патрона, Форстолл работал в архивах, путешествовал с исследовательскими целями, а также вступил в переписку с ведущими историографами той эпохи, такими как трогирский историк И. Лучич. Для нас во всем этом интересно прежде всего то, как Форстолл решил проблему происхождения рода Зринских. К тому времени в Хорватии уже циркулировала легенда о римских корнях Зринских, согласно которой Шубичи были потомками Сульпициев, древнеримского патрицианского рода (gens Sulpicia), из которого среди прочих государственных мужей происходил император Гальба. Однако, убедившись после консультаций с Лучичем в безосновательности этой генеалогической конструкции[411], Форстолл пошел другим путем. Ввиду невозможности получить информацию об истоках рода из документальных источников — грамот, актов и т. п., по совету своего коллеги он обратился к изучению историографии и внимательно проштудировал посвященные истории Иллирика труды Марулича, Орбини, Ратткая, других авторов «иллирской традиции».При этом внимание Форстолла привлекло имя основателя готского королевства в Далмации — фигурирующего в «Летописи попа Дуклянина» короля Остроила (Ostroillus), имя которого в XVII в. иногда читалось как Островий (Ostrovius). С именем этого готского короля Форстолл связал название древнего родового гнезда Шубичей — крепости Островицы, предположив, что крепость либо была заложена самим Островием, либо была названа потомками, желавшими увековечить его имя. К этой информации автором было присовокуплено и еще одно свидетельство — о проживании в Датском королевстве ветви рода Зринских, именуемых Остривои (Ostrivoi)[412]
. Получалось, таким образом, что Зринские ведут свое происхождение от Остроила/ Островия/Остривоя, готского короля Иллирика, брата знаменитого Тотилы. Если учесть, что среди предков Зринских к тому времени уже числились боснийские баны Борич, Кулин и Твртко, род Зринских приобретал поистине королевское происхождение.На примере родословия Зринских можно определить роль, которую в генеалогических опытах играли уже устоявшаяся историографическая традиция, актуальная политическая ситуация, а также творческое остроумие самого историка, в конечном счете находившего в источниках то, что ему требовалось. В то же время «Стемматография» хорошо отражает и еще один аспект генеалогического творчества, на который специально обращает внимание Ш. Бене, характеризуя специфику самого жанра дворянской генеалогии, а именно его методологическую двойственность. С одной стороны, в процессе создания генеалогических опусов совершенствовался критический метод, необходимый при анализе документов. С другой стороны, в дворянских генеалогиях получает дальнейшее развитие традиционное мифотворчество в духе «origines gentium»[413]
. Последнее относится, прежде всего, к самим истокам того или иного рода, которые в большинстве случаев не удавалось установить по архивным данным.При этом представляется совершенно естественным, что круг персонажей, к которым могли возводить происхождение знатных родов творцы генеалогических опусов, определялся конкретной историографической традицией, которая в эпоху становления и развития протонационального дискурса становилась все более сфокусированной не на «всемирной», а на «национальной» (региональной) истории. Если приписывание римского происхождения хорватским аристократическим семействам в XVI в. означало то, что первенствующее значение для них имел глобальный средиземноморский ренессансный культурный контекст, то в XVII в. ситуация меняется. Став благодаря своему придворному историописцу потомками готских королей Иллирика, Зринские обретали историческую репрезентацию, полностью вписывавшуюся в рождавшуюся тогда хорватскую протонациональную идеологию, для которой, как уже отмечалось выше, были важны восходящие к «Летописи попа Дуклянина» готицистские аспекты, развитые в трудах М. Марулича, М. Орбини и Ю. Ратткая.