Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

Используя термин Э. Хобсбаума[324], Н. А. Синкевич назвала происходивший процесс актуализации образов Древней Руси в культуре и мировоззрении восточнославянского общества Речи Посполитой «изобретением» традиции. Она считает, что этот процесс сосредоточился в церковной сфере: «…киевская церковная традиция ретранслировалась почти исключительно путем богослужебных практик в границах митрополии. Поэтому в течение всего XVII в. шел процесс “изобретения” новой историографической и агиографической традиции, который с помощью риторических приемов и новых нарративных конструкций активно маскировали под возврат к “старине” времен Киевской Руси»[325]. В. А. Ткачук обратил внимание, что «на протяжении XVII в. Киевская митрополия пребывала в активном поиске / конструировании своей истории. Восходившие ко времени Крещения Руси князем Владимиром храмы или их же руины стали важным “местом памяти” руси того времени»[326]. Это проявлялось как на микроуровне (церковное поминание в храмах древнерусских князей – основателей церквей и их донаторов, чтение синодиков, содержащих поминовение средневековых персонажей), так и на макроуровне (развитие служб святым, гимнографии, в том числе – святым древнерусским). Ученый также указал, что в XVII в. на иконах в качестве фона стали изображать «священный ландшафт» – древние церкви. Руины же вызывали «ностальгию по славному прошлому»[327].

Особое место в этих конструкциях занимала тема Крещения Древней Руси. Ее использовали двояко. Прежде всего Крещение выступало как свидетельство общих православных и славянских корней, из которого и вытекает необходимость единства «народа руси» (ср. речь киевского каштеляна Адама Киселя во время посольства в Москве в 1647 г.)[328]. В то же время униатская церковь трактовала историю Крещения, пытаясь доказать, что христианство распространилось на Руси еще до Владимира, причем пришло не из Константинополя, а из Рима[329]. Униат Лев Кревза в 1617 г. предложил схему трехэтапного принятия христианства на Руси: первый акт был при Аскольде и Дире, второй – при Ольге и лишь третий (завершающий) – при Владимире. Православные полемисты Захария Копыстенский и Лаврентий Зизаний эту схему дополнили еще одним, исходным элементом – Крещение Руси должно вести отсчет с миссии апостола Андрея. В Густынской летописи и «Патериконе» Сильвестра Косова добавлен пятый элемент – миссия Кирилла и Мефодия и принятие христианства в Первом Болгарском царстве. Данные схемы несли медиевальные идеи: в них Киев провозглашался, по словам Н. А. Синкевич, «альфой (проповедь апостола Андрея) и омегой (принятие христианства князем Владимиром) процесса христианизации Руси. Шире – центральным событием в истории всего славянского мира»[330]. Этот миф был востребован в XVII в. для желания возвысить столицу русинских (украинских) земель в противовес и Варшаве, и Москве.

В этом плане показательна деятельность киевского митрополита Петра Могилы (1633–1647 гг.). Он прилагал большие усилия к актуализации древнерусского наследия. В 1635 г. он провел первые раскопки в Десятинной церкви в Киеве и поставил на ее останках новую Десятинную церковь, тем самым демонстрируя приверженность древнерусским святыням. Ее не успели достроить при жизни митрополита, и он завещал на ее возведение 1000 золотых. Кроме того, Могила поддерживал восстановление церкви Спаса на Берестове и Трех-святительской церкви, основание которых ошибочно связывали в XVII столетии с именем Владимира[331]. В том же году под редакцией Сильвестра Косова на польском языке был издан печатный Киево-Печерский патерик – сборник житий святых старцев Печерского монастыря.

Петр Могила провел первые раскопки могил древнерусских князей и объявил о нахождении останков св. Владимира и его византийской жены, принцессы Анны[332]. Обретение мощей князя-Крестителя, основателя Православной Руси, имело огромное идеологическое значение для консолидации православной части народа Речи Посполитой, руси/русинов, переживавших интенсивный процесс становления украинской раннемодерной нации, для противостояния униатам[333]. В церкви Спаса на Берестове (возведение которой было в XVII в. приписано св. Владимиру) было помещено изображение Петра Могилы, молящегося вместе с Богородицей и Владимиром Крестителем. Как показала В. Ченцова, композиция фрески и вложенные в нее смыслы уподобляли восстановление церкви Спаса в Киеве и храма Соломона в Иерусалиме[334].