Я засмеялся, подумав, что какашка вскоре все-таки выпадет и мы пойдем домой, обратно к моим безрадостным отношениям. А потом я понял, что какашка никуда выпадать не собиралась – она застряла. Бедняжка Уолнат была в ужасе и не понимала, с чего это ее собственная какашка на нее нападает.
– Подожди, – сказал я Уолнат и с помощью вилки попытался извлечь какашку из ее задницы. И она меня укусила.
– Что? – воскликнул я скорее от обиды, чем от боли. Уолнат и сама испугалась содеянного, я успокоил ее, продолжил работать вилкой и в конце концов сумел вытащить и какашку, и нить. Закончив работу, я сел рядом с Уолнат на тротуар и попытался оценить ситуацию. Мои руки перепачканы куриным жиром и собачьим дерьмом. Я замерз и промок. В моих отношениях нет любви. А моя милая, прекрасная собака меня только что укусила.
– И вот это моя жизнь? – спросил я Уолнат. Она посмотрела на меня, озадаченная, но благодарная за то, что какашка больше не атакует ее задницу. Я нашел грязную салфетку, выкинул какашку, зубную нить и вилку и пошел домой под дождем в сопровождении малышки Уолнат.
Глава тридцать вторая
Лимонная цедра
– Но это же всего лишь трехсекундный сэмпл, – сказал я.
– Знаю, – ответил Барри, – но вот что они за него хотят.
Я сочинил рейвовый гимн, который звучал так, словно сто зданий одновременно рушатся, а еще сто – строятся. Или так, словно где-то рядом проходит стадо слонов, охваченных экстазом. Мощный, радостный, полный тоски. Я представлял, как эта песня выведет рейверов из вызванного кетамином ступора и напомнит о том, что техно бывает веселым. Что танцевальная музыка может быть взрывной и красивой, что это не только фоновые звуки для тинейджеров в гигантских штанах, которые вырубаются на танцполах.
Новая песня, которую я написал, была основана на идеальном вокальном сэмпле из малоизвестной диско-песни конца семидесятых. Мне понравилось, как звучал этот сэмпл, и я решил поступить правильно и обратиться за разрешением на использование.
После многих месяцев юридических перебранок я наконец-то покинул Instinct и подписал контракты с Mute и Elektra, и теперь я записывал свой первый настоящий альбом. Музыканты с настоящими контрактами на запись обязаны поступать правильно и обращаться за разрешениями на использование сэмплов. В теории я был с этим согласен, но в данном случае владельцы прав на песню, из которой я позаимствовал сэмпл, выдвинули совершенно абсурдные требования.
– Так, дай-ка я попробую понять, – сказал я Барри, который вместе с Марси вел мои дела в Соединенных Штатах. – Сэмпл длится три секунды, но они хотят пятьдесят процентов прав на запись, семьдесят пять процентов с продаж и аванс пятьдесят тысяч долларов?
– Да. Поначалу они вообще требовали сто процентов с продаж и аванс семьдесят пять тысяч долларов, но нам удалось умерить их запросы, – сказал он.
Я просто поверить не мог. Я сочинил крутейший, красивейший рейвовый гимн, и его у меня отнимают. По иронии судьбы, это делают люди, сделавшие сэмпл, который я хотел позаимствовать. Иронию я, конечно, оценил, но меня не отпускала паника.
– У меня нет столько денег, – сказал я. – И семьдесят пять процентов с продаж я точно не отдам. Это безумие.
– Ты можешь найти другой сэмпл? – спросил Барри.
Мне очень не хотелось это признавать, но, пожалуй, да, я мог бы.
Но этот вокальный сэмпл был таким прекрасным и так идеально подходил. Он сделал мой крутой, красивый рейвовый гимн еще круче и красивее.
– Могу попробовать, – обреченно сказал я, печалясь из-за того, что не смогу воспользоваться чужим сэмплом.
Я весь день перебирал коллекцию пластинок, пытаясь найти сэмпл получше. Час за часом я слушал старое диско, фанк и ритм-энд-блюз в поисках того, что могло бы заменить первоначальный вариант. Ничего не подходило. Некоторые сэмплы были неплохими, но большинство из них звучало совершенно произвольно и плоско. Под конец дня я совсем отчаялся. Я сел в сломанное студийное кресло и уставился в монитор студийного компьютера.
Студийное кресло я нашел в мусорной куче перед зданием, где располагалось место, где я работал. Каждую неделю я бродил по району в поисках интересных вещей, выброшенных другими людьми. За последние несколько лет я таким образом нашел: старую деревянную лестницу, три японских ширмы-сёдзи, стол, который, возможно, когда-то спроектировали Рэй и Чарльз Имзы, керамическую статуэтку бульдога, у которой не хватало одного уха, коллекцию книг Филипа К. Дика и сломанное офисное кресло. Сиденье было истрепанным, кресло скрипело, когда я перекатывал его по полу, но оно было бесплатным и почти удобным.