Мода как культурный перевод. Знаки, образы, нарративы

Сегодня в модных образах обыгрывается наслоение разных сексуальных характеристик. Если одни модели выглядят как зрелые девушки, то другие отличаются мальчишеской худобой. Обращают на себя внимание также фотографические позы и сценарии, лежащие в основе многих иллюстрированных материалов о моде и рекламных роликов. Присутствие трансгендерных людей в публичном пространстве – от политики до искусства – больше не исключение, как в случае Givenchy, модного дома, музой которого некогда была Одри Хепбёрн и который в 2010–2011 годах сделал лицом рекламной кампании трансмодель Леа Т.

Квир

Поэтому, когда мы говорим об одежде, тема сексуального гендера чрезвычайно важна. Одетое тело – физическая и культурная территория, на которую ощутимо и зримо проецируется наша внешняя идентичность. Сексуальный гендер, будучи сложным взаимодействием культурного текста и ткани, – способен выражать индивидуальные и социальные черты, характерные для определенных моделей или кардинально меняющие их облик. Подумайте о символической роли свадебного платья, до сих пор завершающего самые традиционные показы женской одежды. Возможно, подвенечное платье завершает череду нарядов, предназначенных для других случаев, потому что замужество до сих пор считается одной из высших целей для молодой, изящной и элегантно одетой женщины. В сказке моды, как в самых красивых сказках, свадьба означает счастливый финал. Композиция традиционного модного показа воспроизводит идеалистичный и стереотипный ритм женской жизни, венчаясь ликованием, какое вид длинного белого платья неизменно вызывает у публики.

В 2011 году на Неделе моды AltaRoma эта традиция дала трещину. Невесты присутствовали, но пара на подиуме состояла из двух женщин: на одной было длинное атласное платье цвета слоновой кости со шляпкой в стиле 1920‑х годов, украшенной драгоценными камнями, на другой – черный двубортный смокинг и шарф, повязанный на голой шее, будто ожерелье. Джада Курти, автор этого провокационного ансамбля, наполнила его современными и историческими аллюзиями. Из прошлого Курти цитирует художественные образы с портретов Тамары де Лемпицки. Что касается современных общественных дискуссий, дизайнер открыто поддержала права гомосексуалов, в том числе право иметь семью, официально регистрировать брак и надевать на свадьбу платье или костюм.

Мода всегда выбирала в качестве идеала андрогинных женщин, чьи одежда, макияж, позы и прически отличаются от традиционного обрамления женской фигуры. Блейзеры, иногда в сочетании с брюками, придавали таким женщинам особый «квирный» шарм – отстраненное, двусмысленное и непривычное очарование маскулинной и андрогинной женщины, буквально и с некоторым артистизмом облачающейся в костюм представителя другого пола. Тамара де Лемпицка изображала такую женщину на портретах и автопортретах, в 1920‑х годах превратив ее в икону стиля. Даже Габриэле Д’Аннунцио, писавший о моде и изображавший своих чрезвычайно женственных современниц, в «Наслаждении» (Il piacere), несмотря на некоторое бунтарство, подробно останавливается на образе Сильвы (D’Annunzio 2001: 186).

Кинематограф дал такие великолепные эталоны, как Грета Гарбо и Марлен Дитрих, – обе часто носили мужской костюм, как в кино, так и в частной жизни. Знаменитый пример – смокинг Дитрих и лесбийский поцелуй в фильме «Марокко». Эталонами служили и другие иконы стиля, создававшие образы, которые на первый взгляд могли показаться не слишком женственными, но на самом деле подчеркивали женственность. Роковые героини американских детективных и нуарных фильмов, обыгрывая приписываемые им коллективным сознанием угрожающие роли, ставящие их вне общества: «порочной» женщины, «искусительницы», ведьмы, – носили одежду, слегка напоминающую мужскую.

В 1920–1930‑х годах кинематограф показал нетипичные образы актеров-мужчин, в чьей манере одеваться и жестах явно сквозило женоподобие, и способствовали их популяризации. Некоторые актрисы, наоборот, за счет брюк, костюмов и короткой стрижки стали больше походить на мужчин. Яркие примеры таких квир-образов – итальянский актер Рудольф Валентино и шведский актер Йёста Экман (Wallenberg 2009). Они играли исключительно гетеросексуальные роли и вызывали вожделение поклонниц, при этом их манеры и стиль отвечали стереотипным представлениям о женственности. Экман, многогранный актер театра и кино, прославился песней En Herre i Frack («Господин во фраке»), исполняя которую он воплотил образ бонвивана и манерного денди.

Поэтому вполне возможно, что в каждом человеке, на экране или вне его, таится красота, не связанная с его гендерной принадлежностью: мужское и женское дополняют друг друга, как в платоновском мифе об андрогинах. Мода лучше всего выражает гендер, демонстрируя, скрывая или обыгрывая его.

От стереотипа к искусству

В какой мере мы можем воспринимать тело, его красоту, его формы и гендерную идентичность через живой чувственный опыт? Как модный образ интерпретирует трансформации и особенности тела?