Модернисты и бунтари. Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа

Портрет в окружении художественных уловок

1965

Этому искусному волшебству, этой иллюзии невозможно сопротивляться, хотя мы знаем, что перед нами фокус. Прямоугольники/цилиндры наполовину скрывают сидящего человека в костюме и галстуке, обрисованного четкими линиями. Это Кеннет Хокни, отец художника, написанный на основе рисунка с натуры. Искусство и жизнь, по мнению Хокни, не так-то легко разграничить. Одно перетекает в другое – понимание этого фундаментально для творчества Хокни:

Как будто форму можно отделить от содержания! В этой идее есть серьезный изъян. Любой серьезный художник понимает, что форма и содержание едины. Можно говорить о них по отдельности, но в действительно хорошем произведении искусства они нераздельны. Справа от Кеннета – прямоугольник, изображающий картину на стене: масса коричневых мазков. За ним разноцветная арка и единственная тень создают пространственную раму, немного похожую на те, что использовал в своих картинах Фрэнсис Бэкон. Как это часто бывает у Хокни, картина забавно-игрива и в то же время совершенно серьезна. Загадка вот в чем: разглядывая цвета и оттенки на холсте или линии на бумаге, мы почему-то видим объекты, людей и трехмерность. В самом деле, этого не избежать. Как говорит Хокни, люди испытывают глубочайшую потребность в картинах. Картины – одно из средств постижения окружающего мира. Но в каком-то смысле они созданы с помощью «художественных уловок». И общение с искусством Хокни – не что иное, как путешествие по картинному пространству, которое может растянуться на целую жизнь.

* * *

В Лос-Анджелесе Хокни привлекала еще и сексуальная свобода гей-сообщества. Соответственно, они с Касмином нанесли визит – практически паломничество – в редакцию Physique Pictorial. И были приятно удивлены, увидев, что та расположена на обычной окраинной улице. Фотостудия имела лишь две стены, вспоминал Касмин: «Так вот где родилась мечта [Хокни] о рае». Это был еще один пример иллюзорной природы картин: «Из каких-то убогих кусков фанеры можно сотворить глянцевую мечту»[292]. Вернувшись в Лондон, Хокни по предложению Ричарда Гамильтона прочитал лекцию о Physique Pictorial в Институте современного искусства. Она была гораздо более интересной, чем другие подобные беседы об американской массовой культуре, и непривычной: Хокни впервые рассказал о гомосексуальном кино и об эротической фотографии.

Творчество Хокни изменилось под влиянием жизни в этом новом городе, где в следующие несколько лет он проводил большую часть времени. В 1964 году в Лос-Анджелесе, отметил Хокни, он начал писать «реальные вещи», то, что видел. «До этого все мои картины шли от идей или вещей, которые встречались мне лишь в книгах»[293]. Позже он размышлял, что в Лондоне не делал этого, потому что Лондон не значил для него так много. Он принялся писать городские пейзажи, потом людей.

Когда во второй половине 1966 года Хокни вновь начал работать в Лос-Анджелесе, в его творчестве стало доминировать изображение реальности. Первая картина, написанная по прибытии, – Домохозяйка из Беверли-Хиллз (1966–1967), огромный портрет Бетти Фримен, состоятельной собирательницы предметов искусства и покровительницы художников.