Модернисты и бунтари. Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа

Дэвид был одним из многих британцев, которые искренне любили этот город, чего я никогда не мог понять. Я был в Англии, я видел всё это: мягкое и спокойное отношение ко всяким вещам, человечность во всем, красоту. Меня удивляет, что англичане приезжают в Лос-Анджелес и пылко им восхищаются. Но многие именитые англичане говорят, что круче Калифорнии ничего нет! Да, лесть и обман, да, грязно, но в то же время она что-то обещает. Не знаю что; может быть, источник молодости.

* * *

Вернувшись в Англию 9 января 1966 года, Дэвид Хокни опять попал в газеты. Он заявил журналисту, который писал колонку «Аттикус» в Sunday Times, что сыт по горло Англией вообще и Лондоном в частности – его удушающей солидностью, отсутствием свободы. Эти высказывания появились под заголовком: «Художник поп-арта жалуется»[295]. Почему, вопрошал Хокни, бары закрываются в одиннадцать? Почему телевидение в полночь прекращает работу? В США гораздо веселее, и он уедет туда:

Жизнь должна быть увлекательной, а здесь [в Лондоне] – одни лишь ограничения и правила, которые ничего не дают сделать. Я раньше думал, что в Лондоне интересно, – но это в сравнении с Брэдфордом. А по сравнению с Нью-Йорком или Сан-Франциско Лондон – ничто. В апреле я уезжаю.

Хокни оставался в Лос-Анджелесе – покидая его ненадолго – два года. У него была работа: он преподавал в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (UCLA), где студенты, избалованные липовыми преподавателями искусства, неустанно потакавшими им, поначалу считали его очень скучным. А потом, в один прекрасный день, появился Питер Шлезингер, восемнадцатилетний сын страхового агента из долины Сан-Фернандо. Он стал первой большой любовью Хокни.

В следующие несколько лет творчество Хокни было наполнено чувством куда более высоким, чем сексуальное возбуждение, испытанное во время первого приезда в Лос-Анджелес. Картины этого периода исполнены любви и счастья – состояний, практически исключенных из творчества модернистов (и, безусловно, исключенных из мира Фрэнсиса Бэкона). Вот еще одно негласное табу авангарда, которое Хокни беззаботно нарушил. Через несколько лет телевизионный интервьюер спросит Хокни, чем он объясняет свой успех у широкой публики. Хокни ответит: «Я не знаю». Это действительно сложное явление; безусловно, харизматичность и виртуозное мастерство были важны. Но не менее важной была позитивная направленность его творчества. Если это послание, то оно гласит: «Любите жизнь!»

В начале 1967 года Шлезингер переехал в квартиру Хокни на бульваре Пико в Санта-Монике. Тот впервые в жизни не просто состоял в интимных отношениях, но жил вместе с партнером. Пока длился этот роман, творчество Хокни менялось. В том же 1967 году он увидел рекламу универмага Macy's – «цветную фотографию комнаты». Прежде всего она поразила его тем, что была «такой простой, такой прямолинейной»[296]. Но там имелся новый для творчества Хокни элемент: диагональ.

Пространство увидено не прямо, а под углом, так что плинтус левой стены идет вверх через всю картину, слева направо. Пространство тем самым обретает глубину и перспективу, но задано с кристальной ясностью, которую так любил Хокни, что объясняется только особенностями его характера:

Она так проста и прекрасна, подумал я, это же чудесно, это как скульптура, я должен ею воспользоваться. И конечно, на кровать надо положить фигуру, я не хочу, чтобы кровать пустовала, я напишу на кровати Питера.