Осенью 1961 года, когда Хокни был еще студентом Королевского колледжа искусств, Бриджет Райли спешила домой с работы дождливым вечером – она работала в рекламном агентстве Дж. Уолтера Томпсона на Беркли-сквер, – и ей пришлось спасаться от непогоды. Дверь на Норт-Одли-стрит, в которую она забежала, оказалась входом в художественную галерею, Gallery One. Владелец галереи Виктор Масгрейв пригласил ее войти и как следует оглядеться. Масгрейв был воплощением богемы. Поэт и арт-дилер, он носил вельветовый костюм с пуловером, без галстука. Он и его жена Ида Кар, страстная и волевая женщина русско-американского происхождения, выдающийся фотограф, жили в открытом браке (в пятидесятые годы она одно время делила спальню над галереей с помощником Масгрейва Касмином, а сам он занимал другую). В послевоенном Лондоне Gallery One устраивала самые бескомпромиссно авангардные выставки[302]
.Но главным открытием Масгрейва стала Райли. Она дала «очень холодный отзыв» о том, что увидела на стенах галереи; в ответ Масгрейв спросил, почему она так думает, и поинтересовался: «Что это у вас в папке?» В папке у Райли были черно-белые гуаши, менее всего похожие на то, чем ей приходилось заниматься у Дж. Уолтера Томпсона. Реклама весьма интересовала других художников этого времени – к примеру, Ричарда Смита, – но не ее. Увидев их, Масгрейв предложил Райли весной сделать выставку, первую в жизни, целиком посвященную ее творчеству. Так она нашла свой путь – путь художника.
После шести лет студенчества, сначала в колледже Голдсмита, затем в Королевском колледже искусств, Райли ушла оттуда без малейшего представления, куда двигаться дальше. «Я была в растерянности, прямо-таки в отчаянии, срочно нужно было понять, что я могу делать и как, неважно, что именно, – но о том, что именно, я не имела ни малейшего представления». Следующие два года она вспоминает как «продолжение долгого периода неудовлетворенности». Она ухаживала за отцом, попавшим в автомобильную катастрофу, пережила серьезный нервный срыв, поработала продавцом и в конце концов заступила на должность у Дж. Уолтера Томпсона[303]
. Ее постоянно мучил вопрос о том, что писать:Это, в сущности, очень распространенное состояние, в котором оказываются почти все художники при отсутствии традиции. Потому что традиция предоставляет сюжеты и способы определить, что ты умеешь – или не умеешь. И предоставляет покупателей. Если же ничего этого нет – а ничего этого нет, – найти свой путь куда важнее и труднее.
Как многих других, ее весьма вдохновила выставка Джексона Поллока в галерее Whitechapel в 1958 году. Посмотрев ее, она сделала вывод: «Современное искусство живо и у меня есть с чем взаимодействовать». Летом того же года Райли поступила на художественные курсы в Саффолке, которые вел Гарри Тюброн, харизматичный преподаватель Лидского колледжа искусств, построивший обучение на доктрине Баухауса. Упор на аналитическое изучение цвета и формы оказался именно тем, что ей было необходимо.
Райли изучала работы итальянского футуриста Джакомо Балла, который нашел способ передать движение посредством ритмичных линий, мерцающих, как многочисленные экспозиции на фотопленке. Еще она поставила себе задачу: скопировать небольшой пейзаж Жоржа Сёра
Сёра ясен. Можно проследить за ходом его мысли; он думает о том, как рационализировать импрессионизм. В путаной мысли твердой основы не найдешь. Нужно понимать, что хочешь сделать, если собираешься работать серьезно, а не тратить время попусту.
Ясность – ясное мышление, логичные конструкции – безусловно, привлекала ее. Однако эмоциональные вихри были столь же важны для ее творчества, как и скрупулезный анализ. На этих летних курсах в Саффолке она познакомилась с Морисом де Саусмаресом, коллегой Тюброна по Лидсу. Родом из Австралии, шестнадцатью годами старше ее, Саусмарес был уже зрелым художником; он писал пейзажи и натюрморты, расщепленные на геометрические плоскости.