Хотя занятия, которые посещали Ауэрбах, Коссоф и Креффилд, проходили в малозаметном уголке Южного Лондона под руководством человека, чья мировая известность давно растаяла, участники занятий чувствовали, что происходит нечто важное. Некоторые из них выставлялись вместе под названием
В их числе была вера в то, что живопись – необыкновенно важное занятие, самое важное из всех, и в то же время чрезвычайно трудное. Этот образ мыслей передался ученикам Бомберга; некоторые из них прожили жизнь в напряженных усилиях, десятилетие за десятилетием.
Креффилд вспоминает, как обычно прощался его учитель: «Заставляй краску двигаться!» Вот характерное для Бомберга прощание. Это всё, что ты можешь сделать. Самое главное – втянуть себя в работу. Выживают те, кто продолжает жить. Бомберг был к тому же моралистом. Это выглядело как воспитание по Рёскину, подход девятнадцатого века. Не было никакого снисхождения, ничего похожего на самовыражение: «Просто делай то, что чувствуешь, дорогой!» Я благодарен за это, но это было очень суровое воспитание. Над ним тяготело еврейство, а я не еврей. Я английский католик.
Уроки Бомберга были разнообразными – колоссальная значимость живописи как вида деятельности, огромные трудности художника вместе с возможностью достичь чего-то первоклассного здесь и сейчас, потенциал рыхлой, густо положенной краски. Ученики Бомберга в Политехническом институте Боро вынесли разные уроки из его занятий. Не все, кто много общался с ним, чувствовали, что соприкоснулись с выдающейся личностью. Говоря о нем, Ауэрбах повторяет слова писателя и историка Джейкоба Броновски, сказанные о Уильяме Блейке: «Это был человек без маски».
Глава 5. Девушка с розами
Фрэнсис Бэкон, 1962[59]
Сирил Коннолли, издатель журнала
Одним из них был Джон Кракстон. В мае 1946 года он поехал в Грецию и по совету своего новоприобретенного друга, писателя Патрика Ли Фермора, оказался на острове Порос, где жил в семье греков. Вскоре к нему присоединился его бывший сосед Люсьен Фрейд. «Появился Люсьен, и мы оба стали рисовать как бешеные. Греция тогда была восхитительна, чудесное было время». Пребывание в районе Эгейского моря оказало длительное воздействие на Кракстона, который провел бо́льшую часть оставшейся жизни в Греции. С этого времени он часто писал идиллические средиземноморские виды – в стиле Пикассо, правда смягченном и подслащенном. Это были изображения мечты: не яростная и беспокойная сюрреалистическая фантазия, а тихая грёза о сельской жизни в чужих краях.
То же самое можно сказать о работах, сделанных Джоном Минтоном в результате его экзотических экскурсий, начавшихся в августе 1947 года, когда он отправился – в компании писателя Алана Росса – на Корсику, по поручению издателя Джона Леманна, для работы над иллюстрированной книгой об этом острове. Минтон восторженно отозвался об увиденном. «Корсика – потрясающая, исполненная итальянского романтизма, – писал он другу в Британию. – Скапливаются наброски»[61]
. Тем не менее это искусство оставалось туристическим, результатом мимолетного посещения, очаровательным, но полным не столько итальянского, сколько вторичного романтизма: намек на это содержится в названии книги, опубликованной в 1948 году, «Время ушло» (строка из стихотворения Луиса Макниса «Место встречи», 1940).