Фрейд сетовал на то, что фигуры на картинах и иллюстрациях Минтона «выглядят так, будто это один и тот же парень». Он предпочитал, чтобы искусство было более определенным: изображение различных людей, увиденных отчетливо, со всеми их особенностями. По мере того как Фрейд становился старше и его характер обозначался резче, проявилось четкое различие между ним и «современными романтиками», такими как Минтон и Кракстон, с которыми он раньше общался. Там, где они придумывали, Фрейд наблюдал, и с каждым разом всё внимательнее.
Джон Кракстон
1949
Хотя Фрейду нравилось пребывание на Поросе, он не был очарован Грецией по политическим соображениям – ему не нравилось, что страна всё еще находится под властью фашистов и что народу навязан король. Еще более важным для творчества Фрейда было то, что его не привлекало классическое греческое искусство – стиль, облагороженный и обожаемый несколькими поколениями британских художников еще до того, как лорд Элгин привез «мраморы Пантеона» в Лондон. По словам Кракстона, «Люсьен считал, что греческие боги лишены привлекательности и выглядят весьма бесчеловечными или, скорее, нечеловеческими. Классический идеализм – усредняющий отдельных людей до общей идеи – был совершенно противоположен вкусам Фрейда. Именно поэтому он находил Боттичелли «тошнотворным» и считал, что Рафаэль не умел рисовать.
Собственные воспоминания Фрейда о пребывании на Поросе касаются людей, с которыми он встречался, их психологии и социальной экономики страны; и, как обычно, он вскоре нашел любовницу. Оглядываясь назад, он размышляет:
Греческое слово для обозначения незнакомца и гостя одно и то же – что очень утонченно, не правда ли? Они всегда предлагают мне что-нибудь. «Возьми эту овечку!» Но это очень неудобно, у меня всего одна комната. Негде держать живую овцу… Я был с греческой женщиной, совсем простой островитянкой. Однажды она спросила меня, сколько лет было моему отцу, когда он женился на моей матери. Я сказал, что моей матери, пожалуй, было двадцать с небольшим, а отцу – на несколько лет больше. Она несколько огорчилась, а я наконец понял, что греки женятся, когда заработают или унаследуют деньги, поэтому чем больше разница в возрасте, тем больше богатство. Ранняя женитьба – признак бедности.
Фрейд вернулся в Британию в феврале 1947-го и через год с небольшим женился сам. С тех пор, хотя художник время от времени путешествовал и провел некоторое время на Карибах, он редко работал вне Лондона, который, как ни парадоксально, находил довольно романтичным.
Возможно, я действительно не хочу никуда больше ехать, потому что, приехав сюда в десятилетнем возрасте, всё еще ощущаю себя приезжим в самом потрясающем месте, какое могу вообразить. Только я подумаю о поездке куда-нибудь еще, как мне кажется безумием мысль о путешествии, когда я еще не посетил все районы Лондона.
В 1944 году он оставил квартиру на Аберкорн-плейс, которую делил с Кракстоном, и поселился на Деламер-террас в Паддингтоне. Это создало некоторую дистанцию между его мастерской и Сент-Джонс-Вудом, богатым районом для среднего класса, где он жил с родителями с 1932 года, когда они бежали в Британию из нацистской Германии. Переезд в Паддингтон встревожил его родителей, и, без сомнения, для того и задумывался. Во Фрейде было сильно желание уехать, «иметь хоть какую-то жизнь».