Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Интерес Перлмана к взаимосвязи психологического склада индивидов и их экономического положения особенно проявляется в его описаниях русского крестьянства. Верный своему русскому образованию в сфере политики – Плеханов, в конце концов, называл крестьян «варварами-земледельцами», – Перлман относился к сельским жителям России с невысоким уважением. Русские крестьяне, утверждал он, отличались «умственной вялостью», а также безнадежно наивными политическими взглядами[346]. Сформированные миром, продолжал Перлман, они игнорировали любое правительство, кроме местного. То, что он называл «аполитизмом», «красной нитью проходит по страницам истории России». Крестьяне сопротивлялись прогрессу, который в любом случае должен был прийти извне. Такие колоссальные преобразования, утверждал Перлман, не могли происходить мирным путем. Он не видел «никаких оснований для того, чтобы пребывать в шоке от кровавых методов» большевиков в 1917 году, и не мог осуждать жестокость экономического планирования Сталина. Позже, размышляя об экономической политике Сталина, Перлман похвалил большевиков за построение «новой цивилизации в России». Этот метод, возможно, был варварским с западной точки зрения, но по крайней мере «он был конструктивным». Эта новая цивилизация изменила русский характер, устранив такие прежние недостатки, как лень, бездеятельность и пассивность [Perlman 1928: 53, 29; Perlman 1920: 217, 219, 223][347].

Взгляды Перлмана на исторический прогресс, крестьянство и революцию в целом вполне укладывались в марксистскую традицию. Его ученик Гувер включил аспекты марксизма Перлмана, но ассимилировал их в другие политические рамки. Хотя его родители выписывали еженедельник левого толка «Appeal to Reason», Брайс Гувер был лишен доктринерской общественной позиции Перлмана. Тем не менее оба автора разделяли схожие взгляды на русских рабочих и крестьян – взгляды, которые возникли в конце 1920-х годов, когда Гувер обратился к изучению России.

До своего путешествия по России Гувер изучал и преподавал макроэкономику и финансы. В 1923 году он покинул Мэдисон, затем провел два года в качестве преподавателя в Миннесотском университете, которым тогда руководил специалист по теории экономических циклов Элвин Хансен. В ранних исследованиях Гувера были заметны интересы Хансена: он изучал финансовую политику в Федеральном резервном банке Нью-Йорка [Hoover 1965: 11–12, 92; Barber 1987: 192–194]. В 1925 году он поступил на экономический факультет недавно воссозданного Университета Дьюка, где оставался в течение следующих четырех десятилетий. Оказавшись в Дьюке, Гувер обратился к России, наконец-то проявив интерес, перешедший к нему от Перлмана. Он выиграл исследовательский грант от Исследовательского совета по общественным наукам для изучения советской денежно-кредитной политики. Гувер перевез свою семью в Берлин, а сам отправился в Москву, где погрузился в исследования с энергией, несомненно усиленной его одержимостью кофе. Хотя он начал изучать русский язык в Университете Дьюка, в работе он все еще в значительной степени полагался на переводчиков [Hoover 1965: 92–93][348].

К тому времени, когда Гувер прибыл в Москву, в сферу его научных интересов входили разнообразные стороны советской экономической организации. Перед отъездом из Москвы он опубликовал некоторые из своих первоначальных выводов в британском «Economic Journal». В этих статьях пристальное внимание уделялось высоким издержкам советской политики, низкому уровню жизни, постоянной угрозе голода и насильственной гибели крестьянского сельского хозяйства. Гувер сопоставил эти затраты с многочисленными достижениями: «впечатляющим» уровнем экономии, быстрым ростом промышленного производства и занятости и в конечном счете (здесь он был близок к Перлману) строительством «совершенно другой цивилизации». Джон Мейнард Кейнс высоко оценил эти статьи как лучший анализ советских событий, дошедший до Запада[349].

В 1931 году, вернувшись в Соединенные Штаты, Гувер сразу опубликовал свою длинную рукопись, в конечном итоге озаглавленную «Экономическая жизнь в Советской России». Книга была в целом хорошо принята, получив высокую оценку ученых (за ее тщательную проработку) и журналистов (несмотря на это качество). Бывший московский корреспондент Юджин Лайонс позже назвал «Экономическую жизнь…» одной из лучших и наиболее сбалансированных книг о Советской России. На протяжении всей книги Гувер сравнивал текущие издержки советской политики с обещанными выгодами. Издержки были велики: политическая диктатура («никогда прежде разум и дух человека не были так лишены свободы и достоинства»), дезорганизация во имя экономического планирования, и прежде всего резко сниженный уровень жизни – даже до «фактической ситуации голода»[350]. Однако Гувер никогда не утверждал, что процесс экономического развития будет легким.