Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Для Гувера, как и для большинства тех, кто высмеивал крестьянские способности, сами крестьяне представляли собой значительное препятствие советским планам индустриализации. В сельской местности царило отупляющее спокойствие; единственное, что его нарушало, носило характер редких «диких и бесплановых вспышек», а не рациональных действий. Но большую часть времени преобладали крестьянская пассивность и фатализм – то, что Гувер называл крестьянским «резервом азиатской покорности непостижимым указаниям Судьбы». Это смирение тем не менее могло бы послужить советским целям. Выносливость крестьян вместе с централизацией политической власти привели к впечатляющих размеров государственной экономии; капиталистические страны с более высоким уровнем жизни не могли сравниться с советскими уровнями сбережений, которые обеспечивали средства для инвестиций. Недавнее прошлое послужило этому подтверждением: только люди с «преимущественно азиатским характером, которым обладают русские», заключил Гувер, могли пережить потрясения предыдущих десятилетий. Гувер ценил по крайней мере одну якобы азиатскую черту характера. Как и Китай, писал он, «можно ожидать, что Советская Россия также выдержит, потому что ее население обладает такой же азиатской способностью переносить страдания» [Hoover 1931a: 70, 345, 343, 55, 56; Hoover 1930c: 593][352]. Благодаря этой черте у советских планов были хорошие шансы увенчаться успехом.

Ссылки Гувера на крестьянскую выносливость полностью соответствовали мнению экспертов по России, с которыми он встречался в Москве или чьи работы читал. Например, журналист Уильям Генри Чемберлин, который вместе со своей женой Соней часто принимал Гувера в Москве, предложил множество оценок крестьянства, которые совпадали со взглядами его гостя. Труды Гувера точно повторяли утверждение Чемберлина о «стойкой жизненной силе полуазиатского крестьянства». Гувер также высоко отозвался о книгах Чемберлина, которые «ясно показали характер жертв, которые пришлось принести людям, чтобы достичь <…> [нынешней] степени промышленного прогресса». Аналогичным образом, Бернард Пэрс, давний друг Сэмюэля Харпера, утверждал, что «конкретные достижения [пятилетнего плана] <…> прямо доказывают, что ни один режим на земле никогда не сможет лишить русскую душу способности к самопожертвованию, идеализму и страданию»[353]. Гувер едва ли был одинок в своей оценке русского характера.

Как и представители просоветского лагеря, Гувер верил, что советский экономический проект увенчается успехом; но, в отличие от этой группы, такой перспективы он боялся. Как он откровенно написал Харперу, он разделял мнение коммунистов о том, что СССР представляет собой угрозу капитализму, но он расходился с ними в оценке последствий этой угрозы. Для Гувера коммунистическая угроза требовала оживления капитализма, пока не стало слишком поздно[354]. Эта позиция – объединение с левыми в своих предсказаниях о советских перспективах, но с правыми в опасении последствий советского успеха – даже позволила Гуверу получить эпизодическую роль в классической советской сатире «Золотой теленок». В этом романе американский профессор присутствует на церемонии открытия железной дороги Турсиб:

– Я восхищен, – сказал профессор, – все строительство, которое я видел в СССР, – грандиозно. Я не сомневаюсь в том, что пятилетка будет выполнена. Я об этом буду писать. Об этом через полгода он действительно выпустил книгу, в которой на двухстах страницах доказывал, что пятилетка будет выполнена в намеченные сроки и что СССР станет одной из самых мощных индустриальных стран. А на двухсот первой странице профессор заявил, что именно по этой причине страну Советов нужно как можно скорее уничтожить, иначе она принесет естественную гибель капиталистическому обществу [Ильф, Петров 1992: 241].

Это изложение абсолютно точно во всем, кроме номера страницы.