Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Каунтс прилагал немалые усилия к тому, чтобы применить уроки «социологической лаборатории», за которой он наблюдал в России[360]. Это было особенно заметно в его многочисленных работах об американском образовании конца 1920-х годов. Излагая основные идеи, определяющие американское образование, Каунтс в значительной степени опирался на убеждение Дьюи, что социальный и экономический прогресс требует культурных изменений. Он утверждал, что американская система образования «отражает условия, идеалы и чаяния новаторского и аграрного общества». Жизнь в XX веке уже не была такой простой, но теория и практика школьного образования еще не адаптировались к рождающемуся новому миру. Американцы, жаловался он, неохотно используют запланированные и скоординированные действия для формирования своей все сильнее усложняющейся промышленной среды. Трансформация России, напротив, «бросила вызов [его] мышлению как по образовательным, так и по социальным вопросам». Это убедило его в том, что понимание и контроль индустриального общества не просто возможны, но и необходимы. Каунтс желал, чтобы педагоги возглавили движение, имеющее целью поставить американское общество под более прямой человеческий контроль [Counts 1930c: IX, 7, 176, 182, V].

В лекции, прочитанной во время подготовки его первой книги об СССР, Каунтс предсказал, что историки в 2000 году будут критиковать его поколение за «отсутствие каких-либо энергичных и согласованных действий по выявлению образовательных последствий новой индустриальной цивилизации, которая быстро подавляет и трансформирует традиционный общественный порядок». Отчасти проблема заключалась в доминировании в обучении политических сил. Поскольку американская политика стояла на грани «идеологического банкротства», современное образование должно было функционировать вне политической сферы. Хотя Каунтс сохранил часть профессионального рвения Чарльза Джадда, его общее видение в большей степени было связано с заботой Дьюи о развитии образовательной системы, соответствующей своему времени и месту [Counts 1929b: 3, 60]. Каунтс даже посвятил свою книгу Дьюи.

Как и Каунтс, Дьюи находил в советском образовании много достойного восхищения. Получив приглашение министра образования А. В. Луначарского, Дьюи в июне 1928 года отправился в путь с группой из примерно двух десятков американских педагогов, среди которых были исследователи, руководители колледжей и небольшая группа учителей[361]. Размышления Дьюи о его поездке 1928 года заключали в себе одобрение советских образовательных методов и глубокое понимание культурных различий между Россией и Америкой. С одной стороны, он в высшей степени восхищался прогрессивными методами советских педагогов – задача, которая облегчалась тем фактом, что русские высоко оценивали работы самого Дьюи на эту тему. Вдохновленная книгой Дьюи «Школа и общество» (1899) когорта прогрессивных педагогов в СССР стремилась положить конец «изоляции школ от жизни», связать фактическое обучение с реальным опытом и привить учащимся любознательность и общительность [Дьюи 1925; Вульфсон 1992; Johnson 1995, ch. 1–2]. Признавая, что Дьюи был «защитником буржуазной системы», советские педагоги тем не менее нашли «много полезного и надежного» в трудах американца [Пинкевич 1927, 1: 423]. Таким образом, вряд ли стоит удивляться, что Дьюи получил восторженный прием в одном из важных кругов советских педагогов. Это, в свою очередь, способствовало его оптимизму в отношении Советского Союза в целом. Как он сказал, покидая Москву, принимавшему его С. Т. Шацкому (также одному из ведущих русских толкователей его мысли): «…я уезжаю от вас с большой симпатией к стране, в которой возможны такие глубокие педагогические работы» [Шацкий 1963: 3, 214].

Дьюи был особенно впечатлен тем, как в Советском Союзе использовали школы в качестве инструментов реорганизации общества и культуры. Более того, советские педагоги адаптировали инструменты западного прогрессивного образования, от архитектуры классных комнат до советской проектной системы, заключавшейся в обучении абстрактным принципам посредством практических занятий. Он даже хвастался, что американец может «испытывать определенную патриотическую гордость», видя адаптацию своих идей в советском образовании, но после заметил, что он также должен быть «уязвлен», так как в СССР эти идеи нашли более всестороннее применение, чем в Соединенных Штатах [Дьюи 2000: 260]. В использовании американских педагогических теорий советское образование догнало и даже превзошло западное; по крайней мере, так считал Дьюи.