Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

У каждого из этих пяти самых влиятельных американских журналистов в Москве были свои причины поддерживать становящуюся все более жестокой советскую политику в деревне. Фишер все еще был верен линии партии. Чемберлин и Лайонс, отказавшиеся от приверженности партии, тем не менее питали к русскому крестьянству столь мало уважения, что рассматривали преобразования в сельской местности как необходимый шаг. Лидерство Дюранти в сложившемся у этой группы неформальном культе страдания привело к тому, что он поддерживал советскую политику перед своей постоянно растущей аудиторией. И Хиндус, выступающий за крестьянство, обнаружил, что сельские условия отчаянно нуждаются в улучшении. Но что произойдет, если положение в деревне продолжит ухудшаться? Приведет ли это к голоду? «Великое наступление» началось именно с этого вопроса, оформленного как гипотетический разговор о затратах на коллективизацию:

– А если предположить, что в России будет голод? – продолжал мой собеседник, американский бизнесмен, известный по всей стране своим либерализмом, – что произойдет?

– Люди, конечно, будут умирать.

– А если предположить, что умрут три-четыре миллиона?

– Революция будет продолжаться [Hindus 1933b: V].

Революция будет идти вперед, нанося ущерб большому количеству русских, но не прекращаясь.

Хотя взгляды этих пяти журналистов варьировались от бесцеремонного подсчета человеческих потерь до теплого сентиментального отношения к бедственному положению крестьян, все пятеро нашли способ объяснить необходимость резких преобразований в России. Понимание этих оправданий имеет большое значение для объяснения того, как на Западе освещали сельский кризис в Советском Союзе, когда он достиг своего апогея в конце 1932 и 1933 году.

Продовольственные условия ухудшились зимой, так как крестьяне израсходовали последние скудные запасы зерна и начали убивать домашний скот. К середине зимы возросло число жертв в основных житницах СССР: на Украине, в Поволжье, Придонье, на Кавказе и в Казахстане. Поставки продовольствия в Москву оставались стабильными, хотя и едва ли обильными. Тем не менее летом 1932 года слухи о голоде распространились среди иностранцев, проживающих в Москве. Брюс Хоппер из Гарварда, хорошо знакомый с московскими корреспондентами, написал другу в Госдепартаменте, что «на Украине определенно голод»[439]. Информация о положении дел в деревне распространилась и среди жителей Запада. Еще летом 1932 года сотрудники посольства Германии сообщали о голоде в хлебных регионах СССР. В одном докладе Отто Аухагена, основанном больше на советской статистике, чем на личном опыте, говорилось о «голоде (Hunger-snot) в полном смысле этого слова» на Украине, в Поволжье, Западной Сибири и Казахстане [Auhagen 1932: 645][440]. Немецкий атташе по сельскому хозяйству Отто Шиллер, один из наиболее информированных иностранцев в Москве, провел большую часть 1932 года в поездках по советской деревне. Путешествуя с канадцем Эндрю Кэрнсом, Шиллер подробно описал ужасающее положение в советской деревне в статье, которая появилась в Германии в феврале 1933 года. Сообщения Кэрнса поступили в Министерство иностранных дел Великобритании еще раньше [Schiller 1933][441].

Более подробная информация о происходящем в деревне поступила в Москву осенью 1932 года. В конце октября один британский дипломат сообщил, что Дюранти «наконец-то осознал ситуацию в сельском хозяйстве», обвинив в серьезных проблемах нехватку рабочей и тягловой силы. Дипломат резюмировал анализ Дюранти: «Есть миллионы <…> крестьян, которых вполне допустимо оставить в нужде. <…> [Но] нет ли предела выносливости людей?» Однако Дюранти не предвидел никакого организованного сопротивления. Его типичные статьи казались умеренно оптимистичными. Например, он сообщил, что СССР был «в лучшей форме, чем бо́льшая часть мира», несмотря на серьезные проблемы в области снабжения, которые подорвали «крестьянскую энергию и инициативу». Даже другая торжественная статья, посвященная 15-й годовщине правления большевиков, завершалась со смешанным оптимизмом. «Времена тяжелые и в ближайшем будущем будут нелегкими», – писал Дюранти, но окончательная победа «социалистического строительства» обеспечена[442].