Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Хотя сам Лайонс, по-видимому, не писал депешу о новостях из Ростова, он предупредил двух американских журналистов, Уильяма Стоунмана из «Chicago Daily News» и Ральфа Барнса из «New York Herald Tribune». Стоунман и Барнс быстро наняли переводчика и купили билеты на поезд в Ростов, чтобы «посмотреть это представление», как позже сформулировал Стоунман[449]. В депеше Стоунмана от 6 февраля описывались «фактическое военное положение» и действия в регионе армии, несмотря на отсутствие коллективного сопротивления. Он объяснил нехватку зерна в «одном из богатейших зерновых регионов России» тем, что центральная власть «мстит крестьянам». Несколько дней понаблюдав за обстановкой в Ростове и окрестностях, журналисты привлекли внимание тайной полиции, которая отправила их обратно в Москву. Тем не менее репортерам удалось переправить сообщения в свои газеты. Статья Барнса была посвящена террору на Кубани, в ней упоминалась тяжелая продовольственная ситуация. Его отчеты перекликались с заявлениями Уолтера Дюранти – которого он высоко ценил – в его отчетах за ноябрь 1932 года. В статье Барнса упоминалось «лишь ограниченное число случаев смерти, вызванных исключительно голодом», но признавалось, что «многие случаи смерти были вызваны болезнями из-за того, что здоровье людей серьезно подорвано отсутствием достаточного количества пищи»[450]. Даже в контрабандных сообщениях о голоде использовались уклончивые формулировки.

После того как первые из этих сообщений появились в западной прессе, высокопоставленные должностные лица СССР перешли к восстановлению контроля над сообщениями о голоде. В феврале 1933 года они запретили иностранцам ездить по СССР. Хотя пресс-службе было поручено в первую очередь обеспечить соблюдение этого нового постановления, ее сотрудники безуспешно выступали против полного запрета. Цензоры уверенно утверждали, что смогут не допускать иностранцев в проблемные районы без объявления официального запрета, которое может привлечь к ситуации внимание. В письме председателю Совета наркомов В. М. Молотову пресс-служба выступила против запрета на поездки:

Решение о новом порядке передвижения инкоров по территории Союза лишь с разрешения органов милиции вне всякого сомнения будет истолковано находящимися в Москве инкорами, а также международной прессой, как лишение иностранцев-журналистов свободы передвижения с той целью, чтобы скрыть от них «действительное положение» на местах. <…>

Отрицательные последствия общего запрета свободного передвижения инкоров по СССР могут быть предотвращены, если отдел печати НКИД вместо меры общего характера будет в каждом отдельном случае добиваться добровольного отказа от той или иной нежелательной нам поездки. Именно таким путем за самые последние дни были предотвращены поездки двух инкоров на Украину[451].

Сотрудники пресс-службы протестовали против введения полного запрета на поездки, утверждая, что они смогут действовать столь же эффективно посредством личных бесед и убеждая журналистов не посещать пострадавшие районы, чтобы не вызывать подозрений по отношению к новой политике. Однако советские цензоры сильно переоценили свою силу убеждения. Стоунман (который предпринял одну из двух поездок, упомянутых в последнем предложении цензоров) описал свой разговор с цензором, показав, что цензоры действовали жестко и многое сделали для того, чтобы вызвать подозрения журналистов, но никоим образом не добились «добровольного» изменения маршрута. Цензор сначала усомнился в необходимости для Стоунмана посетить Украину, а не какой-либо другой регион. Затем он обратился к репортеру «как к другу», а потом наконец заявил в одностороннем порядке: «Вам лучше отложить свою поездку»[452].