Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Новость о запрете на поездки быстро распространилась среди иностранцев в Москве. Однако «New York Times» и другие крупные газеты ничего не напечатали ни об отчетах Стоунмана и Барнса, ни о новых ограничениях на поездки для иностранцев. Дюранти, возможно, ставший осторожным после своей стычки с советскими властями в декабре, изменил направленность своих репортажей. Фокус его статей сместился в сторону освещения политических событий, с короткими остановками на экономических условиях – лишь настолько, чтобы предсказать «решающую борьбу на аграрном фронте» этой весной. Дюранти подчеркивал бедность и «отсталость» русских крестьян, сравнивая их не с фермерами, а с «сельскохозяйственным скотом» из-за их пассивности и рабского менталитета. «Я склонен думать, – заключил он, – что большевики “выиграют” [победят крестьян] в долгосрочной перспективе, но это будет нелегко». Дюранти не отрицал, что крестьяне столкнулись с большими тяготами – на самом деле он, скорее, даже получал от этого факта удовольствие – и приписывал их крестьянскому характеру. Картина выглядела мрачной, особенно учитывая степень «упадка и апатии» крестьян. По словам Дюранти, большевикам необходимо было «направить все имеющиеся в их распоряжении силы на преодоление крестьянской апатии, индивидуализма и неприязни к новым коллективным методам». Прогнозы на текущий урожай были плохими, и нехватка продовольствия, «уже широко распространенная и серьезная», будет только ухудшаться[453]. Как и Лайонс, Дюранти винил крестьянский характер – в первую очередь апатию – в проблемах с коллективизацией.

Тем временем Чемберлин высказал новые опасения по поводу перспектив СССР. Его ноябрьская речь в Лондоне на первый взгляд была относительно оптимистична, но, по-видимому, во время плавания у него изменилось настроение. Оказавшись в Соединенных Штатах, он стал подчеркивать как растущее неравенство, так и «нехватку продовольствия и сокращение сельскохозяйственного производства», которые преследовали Россию[454]. Он опубликовал статью в «New Republic» (в то время симпатизировавшей СССР), в которой пятилетний план описывался как «вынужденное, концентрированное стремление к высокоскоростной индустриализации, независимо от затрат на повседневный уровень жизни». В статье упоминался как внутренний дефицит продовольствия, так и растущий экспорт зерна. Но перспективы были хорошими, утверждал Чемберлин, потому что советские лидеры поняли, что они уже достигли пределов крестьянской выносливости. В другой статье он отметил «значительные успехи», достигнутые СССР «в стремлении к своей цели – стать мощной индустриальной страной». Несмотря на нищету, особенно для тех групп, на которые нацелились Советы, пятилетний план представлял собой «выдающийся вклад России в экономическую историю». Чемберлин, как и Дюранти, описал высокие издержки коллективизации и индустриализации, но тем не менее одобрил уроки, которые они предложили, и обещанные достижения [Chamberlin 1933d: 7–8; Chamberlin 1931a: 458, 466].

Репортажи о голоде также писал временный заместитель Чемберлина в Москве. Британец Малкольм Маггеридж прибыл в Москву осенью 1932 года, полный энтузиазма в отношении советских идеалов. Этот энтузиазм быстро рассеялся. Несмотря на свое презрение к большинству иностранных журналистов в Москве, Маггеридж многое у них перенял, в том числе их клише о национальном характере. Например, услышав о голоде в Киеве, Маггеридж отметил в своем дневнике, что «голод в природе вещей» для русских. Он попытался применить свой «восточный» опыт – в Индии – к пониманию России. Он писал, что в обеих странах «заурядная жестокость <…> не является [поводом] для осуждения» официальной политики[455].