Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Мнение Кернера о расовых характеристиках славян отражало его неизменный интерес к наукообразному расизму. В начале 1920-х годов Кернер глубоко изучал расовую теорию, в том числе таких популяризаторов, как Лотроп Стоддард (также бывший студент Кулиджа) и Мэдисон Грант. Стоддард и Грант в паре широко читаемых книг изложили мысль, что население мира состоит в жесткой расовой иерархии, возглавляемой нордиками. Другие европейцы, которых Грант называл средиземноморцами и альпийцами, значительно уступают нордикам; неевропейцев, по мнению Стоддарда, следует оценивать еще ниже. Эти авторы основывали свои утверждения о превосходстве нордиков на вместимости черепа и головном индексе, с помощью которого измеряли форму черепа [Грант 2018, глава 2; Stoddard 1920, ch. 2]. Кернер, казалось, полностью отождествлял свои взгляды с работами Гранта и Стоддарда[288]. Но вскоре он отошел от того, что назвал «расовой метафизикой», и сделал акцент на исторических факторах. Свою речь в 1924 году «Важность истории Восточной Европы» Кернер начал с того, что отметил распространенность «альпийского типа» по всему региону. Такие авторы, как Грант и Стоддард, отметил он, рассматривают «относительную отсталость народов Восточной Европы <…> как результат предполагаемых расовых особенностей». Однако он настаивал, что по сравнению с биологическими факторами важнее природные и исторические: отсталость не может быть следствием «неполноценности рас или, другими словами, глупости народов». Условия региона, утверждал он, являются «результатом исторических сил и среды обитания»[289]. Эта мысль близка взглядам антрополога Франца Боаса, который возглавил атаку на иерархии рас Гранта и выступал за природные (а не расовые) истоки культурных различий. В авторитетной книге Боаса «Ум первобытного человека» (1911) утверждалось, что «вариации в культурном развитии можно объяснить и общим ходом исторических событий, не прибегая к теории материальных различий между умственными способности у различных рас» [Боас 1926: 19][290]. Утверждение о важности истории и незначительной роли расы позволило Кернеру защитить как собственное происхождение (над которым насмехался Грант), так и важность своей дисциплины. Но его антирасизм был не безграничен. Сфера изучения истории должна расширяться, утверждал он, но только для того, чтобы охватить изучение более широкого круга белых.

Утверждение Кернера о важности славяноведения для мировой политики предоставило ему возможность применить академический опыт в политике, которая являлась сферой его постоянного интереса. Кернер впервые попытался принять участие в политической жизни во время Первой мировой войны, когда в 1917 году он добровольно пошел служить в штат миссии Рута. После того как эти усилия не увенчались успехом, он работал в «The Inquiry» со своим научным руководителем Кулиджем, после чего обратился со своим вопросом о независимости Чехословакии непосредственно к президенту Вильсону. Также возможно, что его первоначальное намерение работать на правительство было связано с желанием избежать призыва в армию[291]. В любом случае его интерес к государственной службе никогда не ослабевал[292]. К началу 1920-х годов Кернер расширил свои горизонты: он проводил исследования и писал работы на различные славянские темы, от южных славян (вскоре объединившихся в Югославию) до революции в России – обычно с прицелом на возможное актуальное применение его исторической работы. Например, Кернер настаивал на том, что изучение Советской России должно находиться в центре социологических исследований; ученые могли бы использовать этот уникальный материал для изучения современного общества, включая связи между расой, культурой и экономикой [Kerner 1918][293]. Таким образом, он выразил одобрение именно той работы, которую выполняли Сэмюэль Харпер, Джером Дэвис, Пол Дуглас и Эми Хьюз.