Он даже не пытался скрыть намек. Тот прозвучал громко и отчетливо. Это был мой шанс все прояснить. Достаточно покачать головой, и все соблазны, все искусы вмиг исчезли бы. Но вместо этого я кивнула. Я его услышала, услышала его мольбу и согласилась.
В конце дня к нам заехала моя мать. Мы все вместе поужинали, а потом мы с ней приступили к распаковке вещей.
У моей матери явно чесались руки. Она мгновенно превратилась в ту милую маму, которая растила меня. Когда кухня была распакована, она тотчас взялась за гостиную. Она несколько раз просила Уэса выйти к нам и помочь. И хотя он валился с ног от усталости, он не сказал ни слова.
– Мам, уже поздно.
Она встала руки в боки и громко выдохнула:
– Который час?
Я взглянула на часы и простонала:
– Без четверти двенадцать.
– Ой, я понятия не имела, что уже так поздно. – Она оглядела гостиную. Диван и мягкое кресло стояли под углом к телевизору. Перед диваном был расстелен ковер. Лампы включены в розетки, а на столиках стояли фотографии. Осталось лишь повесить занавески и картины.
Мать схватила сумочку и пальто. Мы с Уэсом проводили ее до двери. Если честно, мы опасались, не дай бог, что она оглянется на голые стены, найдет дрель и начнет вешать карнизы для штор.
Я вышла на крыльцо и устало привалилась к Уэсу. Где-то вдалеке лаяла собака. На другой стороне улицы в доме соседа горел свет. Жалюзи были опущены, но я видела движущиеся тени. Вдоль дороги выстроились в ряд фонари. Этот небольшой квартал был таким, каким я его себе представляла.
– Что ж, не буду вам мешать. Отдыхайте. – Мать крепко обняла меня и отстранилась. – Завтра ждите меня с утра для второго раунда распаковки.
– Непоседа, – поддразнила я ее.
Мать уже зашагала к машине, но тут мне в голову пришла одна мысль.
– Мам! – Она обернулась. – Подожди секундочку. Я кое-что забыла. – Я схватила на кухне телефон и бросилась к входной двери.
– Прежде чем уедешь, может, сфотографируешь нас двоих?
Она взяла у меня телефон, но игриво закатила глаза.
– Ты и твои фотографии…
Она отошла на середину дорожки. Уэс положил руку мне на плечо. Моя рука обвилась вокруг его талии.
– Улыбочку… раз… два… три.
Я улыбнулась.
По крайней мере, мне так кажется.
15
Доктор Кэллоуэй записывает все, что я вспоминаю. Ее рука буквально летает по бумаге. Я говорю быстро и понимаю, что ей нелегко, но часть меня боится, что если я не скажу все сию же секунду, то не скажу никогда. Но она поспевает за мной и никогда не просит ничего повторить.
Когда я заканчиваю, она кладет ручку и смотрит на меня.
– Значит, между вами с Уэсом все было непросто.
Вот оно. Я знала, что нам потребуется доверительный разговор врача и пациентки. С кем-то другим я бы попыталась сменить тему. Но, испытывая к доктору Кэллоуэй толику доверия, я отвечаю:
– Похоже на то.
Я убираю волосы Эвелин со лба, и мои руки дрожат. Как будто уловив мою нервозность, она запрокидывает голову и смотрит на меня.
– Две вспышки, и обе на ровном месте… Думаю, тут занервничает любой.
Я смотрю в пол, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями.
– Я была напугана.
Доктор Кэллоуэй молчит.
Я закрываю глаза.
– Это просто не имело смысла. Я не понимала, что происходит. Мне казалось, что я…
Внезапно я умолкаю. Ведь признай я, что мне показалось, будто я схожу с ума, как мои слова будут использованы против меня.
Я встаю.
– Я могу идти?
Моя просьба, похоже, ее не удивляет. Она пожимает плечами.
– Если хочешь.
– Я бы хотела.
Я едва ли не бегом бросаюсь к двери. Я уже почти вышла в коридор, когда доктор Кэллоуэй окликает меня. Я нехотя оборачиваюсь.
Кэллоуэй улыбается мне.
– Страх – это нормально.
Ей легко так говорить, ведь не она окунается в свое прошлое. Ей не нужно переживать его заново. Дверь за мной закрывается. Эвелин ерзает у меня на руках. Вертит головкой влево и вправо. Полностью игнорируя Элис, я спешу в свою комнату. И как только переступаю порог, хватаю со столика бутылочку.
Обычно, когда я даю Эвелин бутылочку, она мигом успокаивается и вновь становится очаровательным ангелочком, которого я так люблю. Сегодня она отталкивает ее, как будто это яд. Я меняю ей подгузник. Я пеленаю ее. Я даю ей соску. Я нежно ее качаю.
Все бесполезно.
Терпение начинает изменять мне. Она продолжает истошно вопить, и вскоре мне уже кажется, что мои барабанные перепонки вот-вот лопнут. Я не могу ни на чем сосредоточиться. Я задыхаюсь. Стены как будто наступают на меня.
– Хватит орать! – кричу я.
Напуганная моим криком, она плачет еще громче. Это не ее вина. Все это не ее вина. Я делаю глубокий вдох, кладу дочь в кроватку и спешу в ванную. Будь у двери замок, я бы точно заперлась. Я хочу побыть одна. Всего одну минуту, когда мне не нужно беспокоиться о том, что медсестры начнут стучать в дверь.
Всего одна минута на то, чтобы все обдумать.