Мое не мое тело. Пленница

Но я не чувствовал смерть. Кончина отца разлилась в груди предчувствием задолго до того, как мне об этом сообщили. Это было неведомое знание. Или говорила кровь? Может ли быть, что Асуран утратил чутье?

Я захлопнул дверцу катера, мотор заревел, отзываясь дребезжанием металла. Рядом сверкнул фонарями катер эскорта. Солдаты обшарят округу и без меня. До тех пор, пока не найдут: живой или мертвой. И радиус поиска, вероятно, должен быть не большим. Все катера на месте, это проверили — значит, она ушла пешком.

Я потянул штурвал, резко срываясь с места, снова подгоняемый одной и той же мыслью. Пруст уверен, что Тарис не могла сбежать. Не стала бы, побоялась. Как я хотел в это верить… что ее обещания чего-то стоят. Оставалось только вытрясти из Кьяры все, что можно — и Абир-Тан меня больше не остановит. Он так оживился, узнав, что пистолет, который нашли в лесу, оказался трофейным. Просто кусок металла, который не вносил никакой ясности. Боялся за Кьяру?

Я резко затормозил, оглушенный сиюминутной мыслью. Асуран забил крыльями. Решилась бы Кьяра на убийство?

Я вернулся на корабль и тут же столкнулся с Абир-Таном. Трезвым — я заметил это с одного взгляда. Он ждал, когда я вернусь.

— Ну, как? Ничего?

Спрашивал казенно, будто для протокола. Хотел лишь подтверждения сказанному. Он слишком хорошо меня знал, чтобы все прочесть по лицу.

— Ничего.

Я оттолкнул его плечом и пошел по коридору, стягивая на ходу перчатку. Услышал в спину:

— Не будь с ней слишком жесток.

Я не ответил. Дошел до двери гауптвахты, кивнул вытянувшемуся караульному:

— Открывай.

Тот нажал комбинацию замка, дверь щелкнула и поползла вверх. Я невольно поймал себя на мысли, что даже мне не известны коды. Они менялись раз в сутки, караульные получали их у своего капитана, а тот заверял у полковника.

Кьяра сидела на узкой кровати, поднялась, когда я вошел, оправила узкую юбку, покачивая бедрами:

— Мой карнех…

— Она жива?

Я прекрасно понимал, что услышу. Но должен был спросить.

Кьяра повела бровями, поправила прядь волос:

— Почему ты спрашиваешь об этом меня?

— Потому что ты это знаешь.

Она грустно улыбнулась, подошла, коснулась кончиком пальца моего рукава:

— Твоя зверушка просто сбежала, Нор… Только ты не хочешь это принять. Сколько раз она пыталась это сделать…

Я скинул ее руку:

— Она жива?

Кьяра прилагала все свое кокетство. Касания, томные взгляды, плавные жесты, но они перестали производить на меня нужное впечатление. Сейчас это выводило из себя. Я едва сдерживался. У меня не было терпения на ее игры.

— Откуда мне знать? Ты так хочешь винить меня… Вини, если от этого тебе станет легче. Я не хочу, чтобы ты страдал.

Я тряхнул ее, как дерево. Светлые волосы взметнулись.

— Ты пойдешь под трибунал! Ты это понимаешь?

Наконец я увидел испуг:

— За что?

— За убийство благородной Этери.

Кьяра опешила, замерла. Лицо посерело, слетела напускная томность. Она долго молчала, глаза лихорадочно блуждали. Наконец, покачала головой, отводя взгляд:

— Она не Этери! Я никого не убивала. Не убивала, слышишь?!

Моя рука легла на ее тонкую шею. Я прижал ее к стене, размякшую, испуганную.

— А что ты сделала с дочерью архона?

Она снова покачала головой, едва заметно, с трудом:

— Она не Этери! Не Этери!

— Откуда такая уверенность?

Кьяра вновь замерла. Я никогда не видел ее такой испуганной.

— Он уверял, что Этери не вернулась! Он уверял!

— Кто? — я сжал пальцы, понимая, что могу не рассчитать силу, но это было выше меня. Ярость оглушала и ослепляла. — Кто? Говори!

Она уже хрипела:

— Абир-Тан.

Глава 29

Теперь оставалось только догадываться, что наговорил Питер. Но отныне я не ждала никакой поддержки и, уж конечно, не чувствовала себя в безопасности. Кажется, Питер решил мне мстить за то, что я видела его слабость. Может даже боялся, что я что-то расскажу. А теперь — кто мне поверит? Оговариваю, чтобы спастись, отмыться. Подстилка карнеха…

Питер и его спутник сразу вышли. Ни о чем не спрашивали. Кажется, он заходил лишь для того, чтобы опознать. И сделал это. Наверное потому, что я сказала про Ортенд. Идиотка!

Этери раскатисто хохотала внутри. Мне даже казалось, будто я вижу перед глазами ее лицо. Она представлялась черноволосой, смуглой, как Нордер-Галь, с короткими буйными кудрями и угольными глазами, в которых не видно зрачков. Может, именно такой она и была, и во мне говорила ее проклятая память. Хотелось найти то место в теле, где она засела, безжалостно разодрать ногтями, но вырвать, растоптать. Чтобы больше никогда не слышать. Казалось, я схожу с ума.

— Замолчи!

Я зажала уши ладонями, но это не помогало — клокотало внутри. Разносилось с наиром по венам, душило, кололо, морозило и обжигало. Еще немного — и перехватит дыхание, как от запаха нашатырного спирта.

Вдруг Этери резко замолкла, и повисла удушающая тишина. На мгновение пронеслась мысль, что я оглохла.

«Он никогда так не смотрела на меня».

Я вздрогнула, когда она заговорила. Ее «голос» стал другим. Тихим, с нотками желчи. Я придвинула старый стул и присела, чувствуя слабость в ногах. Я была разбита, безумно хотелось пить.