Мое не мое тело. Пленница

Я замешкалась, не зная, что ответить. Я даже не подумала об этом. Лишь радовалась тому, что надела пальто, иначе бы уже окоченела.

Я сглотнула:

— Краденые, — первое, что пришло в голову.

Тот кивнул. Щелкнул пальцами по пуговицам:

— А ну, расстегни.

Я снова замешкалась, только через пару мгновений сообразила, что он всего лишь ищет оружие. Я выполнила просьбу, и едва не охнула, когда чужие руки без стеснения обшаривали мою талию, спину, задницу, спускались по ногам. Я терпела, борясь с желанием попятиться.

Наконец, мужик отстранился, кивнул:

— Пошли, воровка.

Я не заставила повторять. С готовностью зашагала вслед за мужчинами и как можно глубже заталкивала в карманы перчатки с шестью пальцами. Шли молча. И я молчала, боясь сказать что-то не то. Мы прошли вдоль бетонного забора со следами копоти, свернули к безликому двухэтажному строению. Кажется, когда-то оно было сельской школой. Об этом напоминал уцелевший кусок вывески и ржавая вертушка на входе.

Мы прошли гулким коридором в мраморной крошке, коренастый дернул ручку одной из дверей:

— Входи.

Я оживилась, услышав, наконец, звук голоса, будто получила сигнал, что можно теперь говорить:

— Мне надо на восток. Как можно быстрее.

Тот лишь кивнул, прикрывая дверь:

— Разберемся.

Он легонько подтолкнул меня, и я услышала, как в замке поворачивается ключ.

Я резко развернулась, стукнула в дверь кулаками:

— Откройте! Откройте! Я из Ортенда!

Но я слышала лишь удаляющиеся шаги.

В груди разлилось жгучее тепло, будто полыхнуло пламенем. Забурлило по венам. Я снова и снова стучала в дверь до жжения в ладонях. Наконец, повернулась, прижалась спиной.

— Чертова Кьяра!

Внутри будто что-то шевельнулось, как плотная волна, как звуковые колебания, как мембрана:

«Белобрысая низкородная сука».

Я опомнилась не сразу. Наконец, замерла, прислушиваясь. Нет, я не говорила это вслух. Это не было моими мыслями… Даже слова казались странными, будто чужими. Не помню, чтобы хоть когда-нибудь произносила слово «низкородный». Разве такое бывает? Но я прекрасно понимала, что это относилось к Кьяре.

Я тряхнула головой, потерла виски: страх, холод, усталость. Почудится, что угодно… Я обхватила себя руками, растирала, пытаясь согреться. Ткань была чуть сыроватой. Я, наконец, огляделась. Должно быть, директорский кабинет или какая-то учительская. Дешевые полированные столы, вспученные обои на стенах. Большое грязное окно забрано незатейливой решеткой. Я выглянула — виднелся лишь бетонный забор и несколько облетевших кустов.

«Какое убожество».

Да… осень лишь все усугубляла, стирая краски…

Я вздрогнула всем телом. Озиралась, будто пыталась разглядеть невидимого врага, который был под самым носом. Но смотрела и не видела. Сердце заколотилось, дыхание вырывалось сбивчиво, шумно.

«Наконец, ты меня слышишь, Тарис…»

Я стиснула зубы, сжала кулаки так, что ногти впились в плоть. Я трясла головой, будто сошла с ума:

— Нет! Нет!

«Наконец-то…»

Глубокий голос с жестким выговором, таким же, как у Нордер-Галя, разносился в моей голове, как эхо. Проникал в кровоток, сводил с ума. Я чувствовала, как запахло озоном, как закололо кончики пальцев. Наир.

Я инстинктивно обхватила себя руками, будто болел живот. Сама не понимала, почему решила, что средоточие этого голоса именно в животе. Но я где-то слышала, что это природный инстинкт — желание прикрыть самую уязвимую часть тела. Я даже села на корточки, охваченная паникой.

«Хватит ребячества. Ты все поняла. Пришла пора познакомиться».

Она была права. Я глубоко вздохнула, поднялась. Сосредоточенно дышала, оправляя пальто. Этери проснулась, как он и хотел. Я не могла просто сделать вид, что ее нет, что все почудилось. Сейчас меня волновал один вопрос. Я задала его мысленно, но не получила ответа. Произнесла вслух:

— Ты слышишь мои мысли?

Кажется, она рассмеялась:

«Нет, к счастью. Я не хочу знать, что происходит в твоей глупой голове».

Я облегченно вздохнула — хотя бы так. Было бы невыносимо осознавать, что кто-то роется в самом сокровенном.

Я старалась взять себя в руки. Убедить, что пробуждение Этери было почти ожидаемым. Что все те сигналы, которые подавало мое тело, моя память, говорили об этом. Я глубоко втянула запах озона. Острый, резкий. Возможно, самый резкий, какой мне доводилось ощущать. Но рядом не было Нордер-Галя. Значит, теперь наир не имел никакого значения. И не нес опасности.

— Как все это связано с наиром? Ведь это ты. Ты пробуждаешь наир, — теперь я была в этом уверена.

«Зато я, наконец, познала, что это такое. Ты стоила наира. И я прощу Нора, потому что это было выше его сил».

— За что?

«За слабость. Всего лишь наир. И нет никакой разницы, кто им обладает. Запомни это».