Мое не мое тело. Пленница

— Я тебя не понимаю.

Я врала. Мне не требовалось пояснений.

«Нор. На меня он смотрел иначе».

Я сглотнула. Она вызвала ненужные воспоминания.

— Ты считаешь, сейчас уместно думать об этом?

Этери будто встряхнулась:

«Ты права. Это не имеет никакого значения. Он — мой. И останется моим. Сколько шлюх перед ним не положи».

Я даже усмехнулась:

— Ты так уверена? Разве можно так ручаться за кого-то?

«В нем — да. Нордер-Галь всегда держит слово. В этом его сила. И его слабость. Даже умирающий он поползет за мной, если я прикажу. Он дал обещание моему отцу. И никогда не нарушит его».

Эти слова заставили меня нахмуриться:

— А если он разлюбит тебя?

«А кто говорит о любви? Мне нужен муж, и он — самая подходящая кандидатура. К чему любовь, когда есть кровать? Но и он не останется в накладе. Звание верховного карнеха вознесет его над всеми прочими».

Я молчала. Не могла понять, какое чувство вызвали во мне ее слова. Я поднялась. Подошла к окну, будто надеялась что-то разглядеть там. Не об этом надо думать…

Нордер-Галь ищет меня — это было очевидно. Пробуждение проклятой Этери все меняло. Если меня вернут, она точно вытеснит меня из собственного тела. Думаю, это хуже смерти. Я должна убедить этих людей отправить меня на восток. Хотя бы отпустить. Я должна убедить Питера помочь. В конце концов, я ничего не сделала ему. За что он так со мной?

«Он быстро найдет тебя. И это убогое строение сравняют с землей. Что это, вообще?»

Она казалась совершенно спокойной — верила в то, что говорила. Я промолчала. Не хочу больше слышать эту стерву. Не могу! Если бы я знала, как заткнуть ее. Наир… Я должна загасить чертов наир.

Я вернулась на стул, положила руки на колени, прикрыла глаза. Старалась дышать ровно, глубоко, но сердце колотилось, как безумное, расшвыривая по венам болезненные пульсации.

«Что ты делаешь?»

Я вновь молчала. Пыталась представить тихий лес, ясное безоблачное небо. Себя, стоящую посреди поляны, вросшую крепкими корнями глубоко в землю. Прямую. Несгибаемую. Твердую. Прохладную, обдуваемую легким ветром.

«Что ты делаешь? Отвечай. Я тебе приказываю».

Приказывает! Она сбивала меня. Едва-едва проступившая перед глазами картинка разлетелась, как разбитое стекло. Но я по-прежнему молчала. Может, она заткнется, если решит, что я ее больше не слышу?

Я снова попыталась сосредоточиться, но Этери опять встревала. Кажется, она начинала нервничать. Это слышалось в визгливых нотках, в тревожной интонации. Я должна избавиться от нее — иначе сойду с ума. Даже если она будет просто неумолчно верещать в моей голове.

Я снова закрыла глаза. Я должна. Должна! Прохлада и шум листвы над головой. Мои ветви. Прочные, гибкие. Я шумно втянула воздух, чувствуя, как он наполняет легкие. Выходит ветром. Снова и снова, до легкого головокружения. Гулко и свободно внутри. Покой. Свежесть. Застывшее время…

Я будто очнулась, распахнула глаза. Не сразу вспомнила, где нахожусь. Пахло пылью, сыростью, старьем. Мои пальцы были холодными, ногти синеватыми. Я замерзла.

Наир уснул — я отчетливо чувствовала это. Надеялась, что вместе с ним уснула и стерва.

— Ты здесь?

Молчание. Гнетущая тишина, повисшая в спертом воздухе.

— Ты слышишь меня?

Вновь молчание. Я так обрадовалась, что тут же замерла, боясь, что с яростным ударом сердца вырвется наир. Вновь глубоко вздохнула. Подошла к двери, прижалась ухом, слушая тишину. Робко стукнула несколько раз, снова прислушалась. Ничего. Я стукнула сильнее, не стесняясь:

— Эй! Есть кто-нибудь?

Дверь открылась на удивление скоро. Показался высокий худой парень в вытертом кожаном жилете:

— Чего орешь?

— Позови Питера. Я хочу поговорить.

Он хмыкнул, скривился:

— Кого еще позвать?

— Тебе сложно?

Он не ответил, вышел, хлопнув дверью. Но через несколько минут она снова открылась, и я все же увидела Питера.

— Зачем звала?

Я сглотнула, чувствуя, как накрывает волнение:

— Поговорить хочу.

— Говори.

Он уселся на стол, скрестил руки на груди.

Да… От прежнего Питера мало что осталось. Он раздался в плечах, лицо утратило смазливую миловидность, расчертилось ранними морщинами. Прежними остались лишь чистые голубые глаза и пшеничные волосы. Но я снова и снова непрошено вспоминала, как он сгибался перед Нордер-Галем.

— Отпустите меня. Я сбежала. Карнех убьет меня, если найдет. Он очень скоро будет здесь.

— Откуда мне знать, что ты не врешь? Что тебя не подослали шпионить?

Я отпрянула: