Мое побережье (СИ)

Интересно, она видела меня? Разумеется, если податься в спиритизм и предположить, что все души после смерти попадают на небо. Я подумала было спросить у Тони, куда они попадают, по его мнению, но вовремя вспомнила, что рискую наткнуться на моментальное ознакомление с какой-нибудь теорией, да вовремя прикусила язык. Но, если бы она видела… что было бы?

Она бы увидела меня в жутковатом и не совсем подобающем леди виде. Наверное, улыбнулась бы характерностям подросткового периода; а ведь это она читала в детстве «Алису», которую я потом заучила наизусть.

Что бы она подумала о Тони? Стой в самом деле сейчас рядом, пусть и невидимая. Жутковато, конечно, но…

Тринадцать лет. Прошло тринадцать лет, а мне по-прежнему не хватает тебя, мам.

В горле образовался типичный комок, когда Тони сжал мою руку крепче обычного.

Я уже порвалась было к нему, наплевав на всю девчачью слабину и больше всего думая о глупой, но до боли естественной потребности в объятиях, как наткнулась на прямой взгляд темно-карих глаз. Сердце едва не ушло в пятки; чистой воды приведение, ей-богу.

— Пеп, — произнес шепотом, несмотря на то, что мы стояли итак слишком близко. — Мне кажется, за нами кто-то наблюдает. — Я приняла это за очередную глупую шутку, но Тони, будто предугадывая возмущенную реакцию, дернул за руку в тормозящем жесте. — За моей спиной.

Верить я ему не спешила, но неприятный холодок по спине прошелся. Тони, словно выучив меня наизусть настолько, что мог знать каждое действие наперед, подался корпусом ко мне, позволяя заключить себя в объятия. Я привстала на цыпочки, упираясь подбородком в его плечо.

Сердце определенно сделало несколько лишних ударов и остановилось, провалившись в желудок. Куртка распахнулась, и через тонкую ткань платья да рубашки я почувствовала, что сердцебиение у него тоже не совсем размеренное.

— Видишь? — обратился полушепотом, зарываясь лицом мне в кудри.

— Да, — выдохнула в тон ему, боясь лишний раз моргнуть.

Фигура. Там, среди наиболее старых могил, скрытая в тени и окружении облезлых кустарников, стояла фигура. Мужчина или женщина, разобрать я не смогла, ибо казалась она слишком темной. Только среднего роста силуэт, который время от времени слегка шевелился.

А потом эта фигура точно переступила с ноги на ногу.

Мы сорвались с места, будто по команде; мне казалось, что ни на одной сдаче нормативов я не бегала так быстро, как сейчас. Поразительная демонстрация ловкости на выбросе адреналина — мы умудрялись нестись, ни разу не налетев на какую-нибудь могильную плиту, рискуя и разбиться, и страшно согрешить. Почти перелетали через камни, ветки и кустарники, и как на одном дыхании направлялись к воротам. Сердце билось так, что кроме грохота циркуляции крови ничего не было слышно.

А затем Тони замедлился, постепенно тормозя практически перед самыми воротами. Его отсутствие я заметила не сразу, а когда поняла, что рядом не дублируется тяжелое дыхание, едва не поддалась приступу паники.

— Тони! — резкие остановки безмерно вредны после таких марафонов, но я все равно повернулась на подкосившихся ногах и почувствовала, как легкие рвут изнутри невидимые когтистые лапы.

Он перешел на шаг, прижимая ладонь к груди… и неожиданно, хрипло рассмеялся. Тихо, в следующий момент — резко прыснув, залившись самым настоящим хохотом, словно с ума сошел.

— Пеп, — прошептал на выдохе, наклоняясь вперед от усталости. — Пеппер, сегодня, — запнулся, хмыкнул, шмыгнул носом, — сегодня Хэллоуин, — он смотрел на меня, словно я должна была сама осознать некую великую и ужасную истину, но в голове не возникало ни одной мысли, кроме той, что мы только что увидели… что-то, а теперь самым опрометчивым образом стоим на месте, теряя драгоценные минуты. Видимо, поняв, что до меня не доходит, он с улыбкой продолжил: — Ты думаешь, мы одни такие умники, которым пришло в голову пробраться на кладбище? Да этот праздник — как Рождество для сектантов и экзорцистов. Пеп, кладбище патрулируется охраной.

Несколько секунд я молчала. А потом, сама не зная, от чего, но полностью скопировала его реакцию на результаты мыслительного процесса, пряча лицо в ладонях и давясь нездоровым смешком.

Мы дураки. Господи помилуй, надо же быть такими болванами.

От смеха Тони становилось еще смешней — привет скопившемуся нервному напряжению и собственной недалекости. В какой-то момент у меня начал болеть живот, воздуха не хватало, но тут Тони уцепился за железные прутья, глупо похрюкивая и время от времени ударяясь о них головой, и эта картина раззадоривала пуще прежнего.

Вскоре из машины выглянул Хэппи. Он принял нас за душевнобольных, но, теоретически, был не так уж и далек от истины.

О произошедшем мы ему рассказали по дороге в город, долго обсуждая собственные реакции и вспоминая побег в деталях. Вскоре замелькали оранжевыми пятнами светящие тыквы; Хэппи, кажется, чуть-чуть пожалел, что не пошел с нами.