Мое побережье (СИ)

Сомневаюсь, что Киллиан вывезет меня в лес, изнасилует, ограбит и убьет, но кто разберет парней.

Он сел за руль, заводя мотор. Радиоприемник огласил салон стартовавшей с начала музыкой — явно диск. Киллиан вырулил на дорогу; мне осталось лишь поежиться в жалкой попытке слиться с сидением. Не к месту представилось, что весь этот спектакль видел отец.

Отлично. Не хватало, чтобы он начал думать, будто у меня появился парень.

«Может быть, я жил ради выходных, может быть, я жил ради своей холодной души…»*

Благо, голова с утра не болела — иначе ритмичные мотивы очень скоро свели бы с ума.

Все надежды отвернуться к окну и наслаждаться относительным спокойствием, как часто бывало с Тони, который просто-напросто принимался подпевать, игнорируя всех и вся вокруг, рассеялись, подобно облачку выхлопных газов за нами, стоило Олдричу заговорить:

— Ну, рассказывай, что нового за неделю произошло?

***

Проезд по трассе напоминал удручающую однотонность, достойную фильмов ужасов — по одну сторону тянулась лесная зона с облетевшими деревьями: грязно-коричневая, оттенков охры, кишащая паутиной голых острых веток; по другую неприветливые кривые стволы накренялись вниз, к полосе маленького обрыва, что уходил в протекающую реку.

Справедливости ради стоит заметить: вскоре мы въехали в лесную черту, и виды приняли облик многим привлекательней. Под шинами «Ниссана» умиротворенно шелестели лужи — ночью крапал дождь. За окнами простиралось море зелени: листва; чередовавшиеся с толстыми, черными от прошедшей стихии, мшистые стволы елей; на земле — толстый ковер из папоротника. Только у самой дороги полная влаги почва мелькала красно-коричневой полосой с желтыми бликами опавших листьев, а верхушки деревьев столь высоко тянулись к небу, что не представали взору из-за густого молочного тумана, одеялом накрывшего территорию. Солнце на данном участке трассы спряталось, точно по волшебству.

Казалось, время здесь не властвовало, и все давно застыло в недвижимом изумрудном мраке.

— До моего дома нужно еще проехать прямо, — заговорил Олдрич после затянувшейся паузы, нарушаемой в пути звучащей из автомагнитоллы музыкой, — но мы свернем к обрыву, — машина, в самом деле, изменила траекторию движения на развилке. — Я же обещал.

Он источал вполне дружелюбный настрой, однако я все равно бы не отказалась от третьего пассажира в салоне. Глупое, ничем не обоснованное беспокойство.

Через несколько минут в зоне видимости замаячил тот самый скалистый утес, который мы миновали по дороге на «вечеринку на природе».

— Эй, это же та скала, что у косы пляжа?

Мой энтузиазм веселил Киллиана.

— Она самая, только намного ближе и с иного ракурса, — Олдрич вывернул с дорожного полотна и притормозил на свободной для импровизированной парковки зоне. Заглушил мотор; музыка стихла. — А дальше пойдем пешком, — все та же «хищная» улыбка половиной рта.

Возникла необходимость миновать малую часть леса. Киллиан протянул руку.

Господи, зачем я на это подписалась.

Ладонь чем-то напоминала Тони, только с более длинными пальцами и холоднее. Интересно, кому нужно помолиться, чтобы он… держал себя в узде? Готова почитать Аллаха, Ра и поклоняться языческим тотемам. Только соблюдай дистанцию, ради всего святого.

Под подошвой сапог мягко пружинил мох, сменившийся твердостью. Грубый серый камень на разных ярусах покрывала желтоватая и зеленоватая растительность. Мы вышли к обрыву.

Перед глазами бушевало море, с шипением ударялось волнами об одинокие скалистые островки, невеликие по размеру, разбросанные, подобно игральным кубикам на покерном столе, а серое небо растворялось в тумане. Олдрич больше не держал моей руки; я осторожно наклонилась вперед, оставаясь, однако, в паре добрых шагов от края земли.

Темная вода и пенистые блики. Наверняка немыслимо холодная. Волны тревожно плескались, набегая на острые выступы.

— Это невероятно, — осознание, что я с чистым восторгом улыбалась, настигло, когда скулы начали болеть. Хотелось достать телефон и начать фотографировать все вокруг, но риск предстать в глазах Киллиана легкомысленной, глупой «типичной девушкой» сковывал руки. В моменты, сродни этому, я особенно жалела о неимении профессионального фотоаппарата. Или полароида — есть особенный романтический шарм в этих маленьких моментальных снимках с привкусом шестидесятых.

— Туман немного все портит, а так здесь и правда недурно, — он стоял чуть поодаль, спрятав руки в карманах.

— Как в кино, — я осматривала кривую ель, росшую прямо на краю утеса.

— Почти, — с ироничным смешком.

Вдалеке проглядывалась цепь гор с мерцающими белыми шапками снега. Скоро и в городе пахнет первыми ветрами зимы.

Оторваться от развернувшегося пейзажа было тяжело, однако вынуждать Олдрича ждать, пока я вдоволь проникнусь каждой ветвью, в планы не входило. К дороге мы направлялись подчеркнуто медлительно, и, если для него это значило нечто иное, то мне попросту не хотелось покидать скалу.