Мое побережье (СИ)

— В свете фонарей, — Стив сердечно и искренне улыбнулся, на что не ответить взаимностью было невозможно.

— Девушки, — выдохнула, а сама прониклась белой завистью — у меня не было такого друга, которого можно было бы вытащить в восемь часов на улицу, всучить в руки камеру и сказать: снимай. Хэппи слишком ленив для подобного, Тони… о нем лучше вообще не думать. Да и на фотографиях, откровенно признаться, я далеко не всегда выходила удачно. — И да, я знаю Наташу, — добавила между наклонами-растяжками грудью к колену.

Молчание Стивена тяготило. Он не сразу решился задать вопрос:

— Извини, что допытываюсь, но тогда, на поле… — Я вышла из халатного деми плие, цепляясь руками за станок и взглядом — за обеспокоенное лицо в нескольких метрах от меня. — Ты… не знаешь случайно, между ними со Старком правда что-то было?

— Ничего интимного, если ты об этом, — на секунду мне показалось, что на душе у него отлегло. — По тому, как говорил Тони, я в этом уверена, — уверена? а что же до твоих постоянных ночных стенаний? — Но лучше спроси у нее, если сомневаешься.

Стив обратил взор к телефону в руках:

— По идее, меня такие вещи не касаются. Не скажу, что я бы ее осуждал или что-то в таком роде, нет; интимная жизнь — личное дело каждого. Когда начинать, с кем и для какой цели, это дело не ума посторонних. Глупо порицать человека за его выбор, — он полу-улыбнулся.

— Но ты за нее беспокоишься. Что тоже нормальное явление, — я отвела рабочую ногу назад и приподняла под малым углом, мельком отвлекаясь на свое отражение и расправляя ссутулившиеся плечи.

— Она мне как сестра, — голос Стива оставался ровным и невозмутимым, однако меня не покидало упрямое чувство, что стены этого зала впитали в себя маленькие и очень значимые для оратора откровения.

Сколько их отражалось от зеркал? Сколько было до нас, и сколько еще будет?

Я подошла к скамейке и вытащила из сумочки наушники. Роджерс, краем глаза наблюдавший за моими манипуляциями, вдруг вскинул голову и с совершенно неподдельным интересом попросил:

— Покажи что-нибудь? Сколько не прошу Наташу, она постоянно меня посылает подальше.

— Показать — в значении станцевать? — я не глупая, но надеялась, что он возьмет слова обратно.

— Хоть немножко. Всегда было интересно. — Я закатила глаза. Стив с неожиданным запалом продолжил досаждать: — Ты видела мои рисунки, я хочу увидеть твой танец. Это справедливо.

— Уверена, я двигаюсь ни разу не так, как Наташа, — последняя попытка пойти на попятную и недержание от ревнивой шпильки.

— Ну и ладно. Я никогда не видел вживую танцующих балерин, — этот детский огонек предвкушения во взгляде.

Смысла в происходящем я не наблюдала, однако и причин отказывать не находила. Спрятав наушники обратно, положила телефон на скамью, в силу длительного поиска подходящей композиции включая ту, что слушала по дороге в последний раз.

— Смотри, — я встала в пятую позицию, вывернув ноги под неестественным, судя по взгляду Стива, углом. — Это, — придерживаясь за станок, чтобы не потерять равновесие, начала вести носком до опорного колена, постепенно вытягивая ногу вперед, — девлюпе. — Не выходя из пятой позиции, пыталась вспомнить, какие еще движения могут выполняться с ее применением. — Па де баск, — перепрыгнула с одной ноги на другую; по залу пронеслось легкое эхо. — Ронд де жамб пар тер и, — очертив круг носком по полу, приподняла ногу настолько, насколько позволили давно позабывшие подобные нагрузки мышцы, — ронд де жамб ан лер, — круг по воздуху.

Стивен оперся локтями в колени и по-доброму хмыкнул:

— Звучит красиво, но мне это ни о чем не говорит.

О, боже, почему бы ему просто не посмотреть молча?

— Тогда сделай музыку погромче и не перебивай.

Он поднял руки в защитном жесте и покорно последовал моим «указаниям», регулируя звук на корпусе телефона. Я попыталась абстрагироваться и подумать о том, что никакого Роджерса здесь нет и в помине.

Что делаю это только для себя. Как раньше.

Только собственное отражение и дробь чеканных па де бурре.

Тяну носок, стараюсь держать спину в строго вертикальном положении. Плавно перемещаю руки с напряженными до предела кистями. Мягкость и собранность.

«Мои раненые крылья все еще бьются в движении»*.

Мелкий бег-связка, штопор. Раз — вращение, подъем ноги на девяносто градусов, быстрый поворот головы с фиксацией взгляда в одной точке. Два — главное — не потерять ее. Три — покачнулась. Четыре — точка, представленная настенными часами, съехала — не докрутилась.

Удержаться и завершить вращение с открытой назад ногой — маленькая передышка.

Не всегда в такт, с паузами на крошечный отдых и отвлечениями на смахивание волос с лица.

Словно никто не видит.

Попытка сделать тур ан лер и прокрутиться в воздухе хотя бы один полноценный раз закончилась буквальным провалом от внезапно раздавшегося постороннего шума; нога подвернулась, и все кости мигом устремились к земле, а колено и вовсе впечаталось в паркет с каким-то хрустом.