Мое проклятие. Право на счастье

— Де-воч-ки, — предупреждающе протянули совсем рядом, и подружка отодвинулась, поспешно склоняясь над толстой книгой. — Взрослые уже, а ведете себя как десятилетние, — моя соседка виновато вздохнула, я же не сумела сдержать улыбки. — Продолжаем урок, — голос наставницы стал строгим. — Одри, что ты знаешь о Зове?

— Жрица вместе со званием Старшей, получает право собрать и личный круг, — поднимаясь, затараторила, черноглазка. — С помощью собственной силы она выплетает и посылает особый Зов. Не все маги способны его услышать, но те, чья магия созвучна внутренней силе этой жрицы, чувствуют и откликаются немедленно. Не могут не откликнуться. Именно они становятся самыми преданными соратниками и защитниками Старшей. До конца жизни их связывают крепкие нерушимые узы, разорвать которые не дано никому.

Подружка замолчала, ожидая вердикта учительницы.

— Все верно, садись, — разрешила наставница, и девушка послушно плюхнулась на скамью.

— Знаешь, о чем я мечтаю, Нэтка? — тут же раздался возле моего уха ее доверительный шепот. — Побыстрее стать Старшей, бросить Зов и среди магов, подошедших ко мне, увидеть Джердоро. Тогда он точно никуда не денется, навсегда сплетет свою судьбу с моей, а там, глядишь, и влюбится. Я постараюсь найти способ.

Угу… Я привяжу тебя к себе, и полюбишь меня, как миленький.

— Одри! — грозный оклик, и соседка снова вскочила на ноги, практически вытягиваясь по стойке смирно. — Вижу, ты плохо усвоила объяснения, если до сих пор не поняла, что такое личный круг Старшей.

— Поняла… все-все поняла… простите…

Подружка, сообразив, что ее откровения слышала не только я, вжала голову в плечи и отчаянно пыталась оправдаться.

— Связь Старшей с кругом основана не на подчинении, а на служении. Причем взаимном, — перебила наставница жалкий лепет провинившейся. — Маги защищают и оберегают свою жрицу, она — дарует им силу, новые возможности и объединяет в единое целое. Они нужны друг другу и этому миру, но в личной жизни каждый полностью свободен. Полностью! Ты поняла меня, девочка? — Одри судорожно закивала. — И рассчитывать не смей, что удастся повернуть по-другому. Разрушишь собственную жизнь и погубишь того, кто тебе доверился. Великая не прощает подобных ошибок.

Женщина еще что-то говорила, но смысл слов уже не доходил до меня. Комната таяла, исчезала в дрожащем мареве, унося с собой очередной необычный сон.

***

Следующие два дня были… странными: интересными и в то же время очень тяжелыми. С одной стороны — знакомство с поместьем и городом, яркие впечатления, беседы с Теомером, который оказался великолепным рассказчиком. С другой — постоянное изнуряющее напряжение и смутное ожидание грядущих неприятностей.

Я просыпалась, приводила себя в порядок и вместе со Станой и Леттой шла в столовую для слуг. Тисса так и не появилась, но наре Хард разрешили навещать ее рано утром, и за столом счастливая мать торопливо пересказывала мне новости. Что девушке стало лучше, что господин обещал вскорости полностью ее исцелить и что она безмерно благодарна великодушному, замечательному, отзывчивому саэру Боргу, да не оставит великий Горт его своими милостями.

От меня не ждали комментариев, поэтому я спокойно ела, подтверждала, когда требовалось, что я тоже в полном восторге от доброты нашего высокородного покровителя, и держала свое мнение при себе. Хотя так и подмывало возразить, напомнить, что Даниас, очаровав Тиссу, фактически нарушил закон, и устранение последствий — не благодеяние, а прямая обязанность наследника рода. Стана бы меня просто не поняла. Испугалась бы, расстроилась, обиделась. Да и Теомер, если честно, мог поступить по-другому, более жестко, грубо, подло. Что ему какая-то нара? Мог … но не стал. Поэтому я ела, молчала и соглашалась… соглашалась и молчала. И не все ли равно, о чем я при этом думала?

После завтрака Летта вливалась в стайку юных нар — детям слуг до совершеннолетия разрешалось жить в поместье, — и они все вместе куда-то упархивали. Будь моя воля, заперла бы девчонку в комнате, чтобы та, случайно или намеренно, не столкнулась с Даниасом. Наверняка ведь не успокоилась и ищет с ним встреч. Но Стану поведение дочери вполне устраивало.

— Ты ведь помнишь, что гулять разрешено только в маленьком садике за домом, а в поместье и парк заходить нельзя? — напутствовала она младшую традиционным вопросом. — Вот и хорошо. Слушай старших, солнышко, и не попадайся господам на глаза.

Летта кривилась, отводила глаза и неопределенно передергивала плечами. Нара Хард принимала это за знак согласия и, успокоенная, спешила на кухню, пообщаться и проглотить очередную порцию слухов и новостей. Я наивно полагала, что она собралась помогать своим новым знакомым и даже спросила ее об этом, но в ответ получила растерянный взгляд и недоуменное: