Могикане Парижа

– Она сама хотела идти гулять, – сказала тряпичница принцессе, искоса глядя на нее, конечно, потому, что узнала в ней милостивую волшебницу. – Кроме того, она ни на что не способна. Это и есть причина ее болезни.

– Она все-таки ребенок, – возразила принцесса. – Ее не следовало слушать. Но не уложите ли вы ее? Я ищу глазами постель и не нахожу ее. Разве у вас нет еще другой комнаты?

– Вы, кажется, думаете, что вы во дворце, – проворчала колдунья.

– Ну, ну, любезная, – вступился генерал. – Прошу вас отвечать повежливее, или я пошлю за комиссаром, который заставит вас сознаться, где вы украли этого ребенка!

– О, нет, не надо! Я хочу остаться с ней! – вскричала девочка.

– Я и не думала ее красть, – возразила старуха.

– Ну, полно, – сказал генерал, – ты, пожалуй, еще станешь уверять, что это твой ребенок.

– Разве я это сказала? – отвечала старуха.

– Ну, а если она не твоя, значит, ты ее украла.

– Я не украла, а просто нашла и воспитала, как свою, не делая различий между нею и Баболеном.

– Положим, – возразил генерал, – но не для того же взяли вы ребенка, чтобы уморить его. Где спит девочка?

– Здесь, – отвечала колдунья, указав на углубление в крыше, где Роза устроила себе ложе.

Волшебница подняла занавес, скрывавший этот угол чердака, и увидела довольно чистую постельку, которая состояла только из одного матраца. Дотронувшись до этого матраца, она нашла его очень жестким.

– Право, – заметила она, – мне совестно пользоваться комфортабельной спальней в то время, как эта девочка должна спать на подобном матраце.

– У нее будет и пуховая постелька, и одеяльце, – сказал генерал. – Все это, милая, я вам пришлю и, кроме того, доктора; а покуда держите ребенка, по возможности, в тепле и пригласите сиделку. Вот деньги на уплату ей и на покупку лекарств. Если же доктор скажет мне завтра, что за ней был плохой уход, – я отдам вас в руки комиссара.

Колдунья бросилась к девочке и прижала ее к своей груди.

– О, нет, не беспокойтесь, – сказала она, – если Роза и не пользуется таким уходом, как любая принцесса, то виной тут недостаток денег… Вот и все.

– Прощай, Розочка, – сказала волшебница, подходя к девочке и целуя ее. – Я навещу тебя, дитя мое.

Щеки ребенка разгорелись от удовольствия. Видя румянец, принцесса обратилась к отцу.

– Посмотри, папа, какая она хорошенькая!

И действительно, она была прехорошенькая… Вот с нее, господин художник, хорошо было бы написать портрет.

– Значит, вы ее видели, барышня? – поймал ее живописец.

– Конечно, – ответила Пчелка, но сейчас же спохватилась и добавила:

– То есть я видела ее на картинке в книжке: на ней был костюм Красной Шапочки.

– Вы, конечно, покажете мне эту картину?

– О, непременно, – храбро отвечала девочка и продолжала опять: – Волшебница и ее отец возвратились домой и спустя полчаса отослали обещанные вещи. Потом приказали подать карету и отправились за доктором, который жил в центре города. Доктор сейчас же согласился и при них уехал к больной, а принцесса и генерал вернулись в свой дворец, оба очарованные друг другом: волшебница – добротой своего отца, а отец – сострадательностью и прелестью своей дочери.

Доктор обещал каждый вечер заезжать к нему и сообщать о здоровье Рождественской Розы. Он сдержал свое слово и явился в тот же вечер. Известие, которое он мог сообщить, было нерадостное: малютка была поражена очень опасной болезнью, – это привело в отчаяние принцессу. На другой день утром она отправилась туда в карете вместе с отцом, да так рано, что в девять часов они были уже у тряпичницы. Доктор побывал здесь уже часом раньше. Больная лежала в совершенном беспамятстве, и вы не удивитесь, если узнаете, что у нее лихорадка осложнялась поражением мозга. Девочка впадала в бред и никого не узнавала: ни старухи, пригревшей ее, ни Баболена, который плакал, сидя у ее ног, ни вороны, сидевшей все время у изголовья и как будто понимавшей, что ее маленькая покровительница больна, ни собак, которые не лаяли и вели себя гораздо пристойнее, чем накануне, во время появления маршала и его дочери. Зрелище было одно из самых печальных, и волшебница должна была отвернуться, чтобы утереть слезу.

Впрочем, сама болезнь Розы не пугала доктора: он обещал спасти ее, если только она будет принимать прописываемые им лекарства. Она, однако, отказывалась от них, отталкивая ложку своей исхудалой, строптивой ручонкой. Сколько ей ни говорили: «Выпей, милая, это поможет тебе!» – все было совершенно напрасно: она не понимала слов. То вдруг она вскакивала с постели и кричала:

«О, добрая г-жа Жерар! О, милая г-жа Жерар, не убивайте меня! Ко мне, Брезиль, ко мне!» И вновь падала обессиленная на подушки.

Доктор утверждал, что эти видения были плодом лихорадочного состояния, но у нее при этом был такой ужасающий вид, что, казалось, она видит призраки на самом деле.