Могила светлячков

Наблюдая, как Сецуко валяется в голодном полусне с куклой в руках, он отчаянно думал: "отрежу себе палец, дам ей напиться крови…черт…если только один отрезать, большой разницы не будет, а ее мясом накормлю…" "Сецуко" – сказал он вслух, "пора бы разобраться с твоими волосами". Только сестренкины волосы полнились жизненной силой – росли с каждым днем, и становились все гуще. Усадив девочку перед собой, Сейта заплел три косички. Он мог бы набирать насекомых пригоршнями – так она завшивела. "Сейта…спасибо".  Когда волосы были уложены, ямы глазниц проступили еще отчетливее. Какие мысли бродили в ее голове?  Пошарив рукой, она подобрала с земли два камешка. "Сейта, угощайся," "Чего?" "Обед…" - произнесла сестренка более внятно, собравшись с силами – "а чай ты будешь? И еще я приготовила тебе соевого творога, я тебе положу на тарелку" – словно играя в дом, она выстроила в линейку комья земли и камни, "Пожалуйста, угощайся. Разве ты не хочешь есть?"

В полдень, 22 августа, Сейта пошёл окунуться в резервуар, а вернувшись, нашёл Сецуко мёртвой. Девочка усохла до кожи и костей. Последние два или три дня она уже не могла говорить, и даже не стряхивала крупных муравьев, ползающих по лицу. Только по ночам она, казалось, наблюдала за мерцанием светлячков. "Вверх ползут, вниз ползут, оп, встали" – бормотала она мягко. За неделю до того, военные официально признали поражение в войне. "А что же с объединенной флотилией!?" – закричал Сейта. "Так их давным-давно потопили, в живых никого не осталось" –уверенным тоном сказал стоявший рядом старик. Выходит, и папин крейсер потоплен?… Он брёл по улице один и всё смотрел на смятую отцовскую фотографию, его неотъемлемую часть. "Папы тоже нет…папы тоже нет…" Он почувствовал реальность отцовской гибели - куда сильнее, чем маминой, разом теряя всю твёрдость сердца – то, что поддерживало на плаву и его, и Сецуко; с этого момента ему стало абсолютно всё равно, что с ними будет. Всё же, ради Сецуко, он обошел окрестные кварталы, мусоля в карманах банкноты в десять иен, взятые из его сбережений. Наконец, он купил цыпленка за 150 иен – рис уже продавался втридорога, по 40 иен за один сё. Он пытался заставить сестренку есть, но та уже не могла проглотить еду.

Ночью разыгрался шторм. Сейта скорчился в темноте пещеры, держа тело Сецуко на коленях. В конце концов, он задремал, но почти тут же проснулся. Снова и снова он перебирал сестренкины волосы, прижимался щекой к ее, уже остывшей, щеке; он не плакал. Ветер завывал, листья на деревьях яростно метались. В разгар того шторма, внезапно, ему показалось, что он слышит плач Сецуко – и опять, как и в прошлый раз, он уловил нарастающие звуки военно-морского марша, которых на самом деле не было.

На следующее утро тайфун ушёл. Безоблачное небо, наполнившись светом солнца, вдруг обрело глубокие осенние цвета. Держа Сецуко на руках, Сейта вскарабкался на гору. Крематорий переполнен – так ему сказали в городской конторе. Они еще не избавились от умерших неделю назад. Мальчику просто дали соломенную корзину, полную угля. "Поскольку речь идет о ребенке, ты можешь использовать угол усыпальницы – там ее позволят сжечь. Обязательно сними с нее одежду. И подложи соевой шелухи, чтобы хорошо разгорелось" –наказал ему чиновник из похоронной конторы,  хорошо знакомый с такими вещами.

Он выкопал яму на холме, откуда открывался вид на Манчитани, опустил Сецуко в плетеную корзину. Рядом с ней пристроил куклу, кошелек, сестренкину одежду – все её пожитки. Он сделал всё так, как ему сказали. Потом высыпал в яму соевые скорлупки, сверху положил сухие ветки, накидал угля. Корзину с телом Сецуко водрузил сверху, подпалил пропитанную серой растопку. Соевая шелуха затрещала, разгораясь. В небо потянулся дымок, сперва слабый. Затем дым разросся и, набрав мощи, вознесся до небес. Сейта внезапно почувствовал позыв – диарея добралась и до него; но, даже сидя поодаль в позе орла, он не сводил глаз с огня.

День уже угасал; угли постанывали низкими голосами, мерцая на ветру красным. В вечернем небе загорелись звезды. Уже два дня как отменили светомаскировку, и, посмотрев вниз, он видел и тут, и там, долгожданный свет в окнах. Четыре года назад, он уже был в этих местах. Папин двоюродный брат собирался жениться, и они ездили сюда с мамой, чтобы выяснить подноготную его будущей жены. Он помнил, как в тот вечер светились окна в доме вдовы. Точно так же светились они и сейчас. Ничего не изменилось.

Глубокой ночью погребальный костер прогорел. В темноте он не смог бы собрать кости и оставил их в кострище до утра. Мальчик лежал на склоне холма. Вокруг неистово роились светлячки, но Сейта не собирался их ловить – может быть, Сецуко не будет так одиноко. Светлячки будут с ней – будут летать и вверх, и вниз, и вбок. Я соберусь и уйду, а ты полетишь на небо вместе с ними – ведь светлячки не живут долго.