Могила светлячков

Кроме плетеного короба, одеяла, сетки от москитов и кухонной утвари он каким-то образом умудрился перетащить в убежище чемодан с маминой одеждой европейского кроя и коробку с мамиными останками. Осмотревшись, он понял, что переоценил их новое жилище: пещера немногим отличалась от обычной вырытой ямы, а мысль о том, что в ней придется жить, повергла его в уныние. Сходив на ближайшую ферму, он одолжил у хозяев соломы и купил за деньги несколько луковиц и редьку. Больше всего его радовала Сецуко: сестренка шныряла и тут и там, приговаривая "Здесь будет кухня, а здесь парадная". И тут же, с озадаченным видом: "А где у нас будет уборная?" "Да где хочешь, любое место подойдет. Не волнуйся, твой брат с тобой". Сидя на соломе, сестренка выпрямила спину. Папа однажды заметил: "Без сомнения, эта девочка однажды удивит всех своей изысканной грацией". Сейта не понял тогда, что такое "изысканный". "Ну" – задумался над разъяснением отец" – "это как бы самый высший класс". Действительно, высший – вот только вид жалкий.

Обитаемые места, с их необходимостью соблюдать светомаскировку, были теперь далеко, но ночная темнота еще больше окунала пещеру в черное. Он натянул между опорами москитную сетку и влез внутрь. Теперь только звон комариных крыльев у входа связывал их с миром живых. Двое детей неосознанно прижались друг к другу. Он попытался укутать и согреть ее своим телом, чувствуя голые сестренкины ноги где-то в районе живота. Потом, с внезапным порывом, обнял ее еще крепче. "Больно же" – обиженно пробубнила Сецуко.

Им обоим было никак не уснуть и Сейта предложил прогуляться до ветра. Они выбрались на открытый воздух. Сейта делал своё дело, Сецуко – своё, а в небе над ними, высоко-высоко, вспыхивали и гасли огоньки японских самолетов, летевших на запад. Красный-синий, красный-синий…"Это самолеты камикадзе". "Ммм". Сецуко, не зная, что он имеет в виду, кивнула. "Совсем как светлячки, ага?" "Ага". Сестренка навела его на мысль. Что, если поймать несколько светлячков и запустить их в сетку от москитов? В пещере стало бы светлее – конечно, ненамного, но всё же. Набрав полную пригоршню букашек, он выпустил их в сетку. Пять или шесть жучков замерцали дрожащим светом, запутавшись в сети. Дети по-прежнему не различали в темноте лица друг друга, но чувство облегчения, которое принесло это мягкое мерцание, вскоре погрузило их в дрёму. В полусне, узор из светлячков сложился в контур военного корабля, напомнив ему о морском параде. Был октябрь 1935-го года. На склоне горы Роккё устроили иллюминацию, разложив светильники корабельным силуэтом. Со склона горы объединенная флотилия и авианосец в заливе Осака выглядели просто как большие палки, плавающие по воде. На носу каждого из боевых кораблей раскинули белый шатер. Отец был на крейсере "Майя" со своим экипажем. Сейта вглядывался в корабли изо всех сил, но так и на разглядел характерную надстройку "Майи" в форме усеченной пирамиды. Духовой оркестр надрывался, исполняя военный марш, и, прислушавшись, можно было разобрать слова: "И в защите, и в атаке, грозны наши корабли…" Отцовская фотография уже насквозь пропиталась потом. Интересно, где папа воюет сейчас? Должно быть, отбивается от врагов. Враг нападает с воздуха! Тах, тах, тах! Он сравнил трассирующие пули врага с огоньками светлячков. Трассеры с батарей ПВО, которые он наблюдал во время налета 17 марта, мгновенно поглощались тьмой - совсем как светлячки, которых сдуло порывом ветра. Они и вправду думали, что могут сбивать этим вражеские самолеты?

Утром обнаружилось, что половина светлячков сдохла и валяется под сеткой. Сецуко закапывала усопших насекомых у входа в пещеру. "Что ты делаешь?" "Копаю могилу для светлячков" – ее голова была опущена. "Мама ведь тоже в могиле, да?" Он не знал, что ей сказать. "Тётя сказала мне, что мама уже умерла и лежит в могиле". У Сейты брызнули слезы –  впервые в жизни. "Мы когда-нибудь навестим ее могилу" – сказал он, чуть погодя. "Помнишь, тебя однажды взяли на кладбище в Касугано, возле Нанубоки? Вот там теперь наша мама. В маленькой могилке под камфарным деревом…"

"…Но если я не отнесу туда мамину кость, она никогда не попадет на небо…".