Их убежище ни для кого не было тайным, раз уж Сейта менял мамину одежду на рис у фермеров, да и водовозы их видели; но никто их и не навещал. Он собирал сухие ветки для костра, чтобы сварить рис, таскал воду из океана, когда она была не слишком соленой. Бывало, что американские истребители расстреливали путников на дорогах – он тоже как-то побывал под прицелом. По ночам их покой стерегли светляки. Жизнь в убежище становилась всё более и более обустроенной. Однако, у Сейты между пальцами обеих рук вдруг вылезла экзема, да и Сецуко слабела день ото дня. Выбрав ночь потемнее, они, порой, лазили в резервуар с водой, чтобы отмыться и набрать улиток. Лопатки и рёбра Сецуко проступали всё отчётливее. "Тебе надо больше есть". Думая, что может наловить лягушек-быков, он обшаривал взглядом те места, откуда громче всего доносилось кваканье, но так и не поймал ни одну. Существовал еще черный рынок, один помидор – три иены (одна иена в то время примерно равнялась одному доллару), один сё растительного масла – 100 иен, 100 момме (13,25 унций) свеклы – 20 иен, один сё риса – 25 иен; но, без нужных связей это было всё равно, что достать луну с неба. Живя возле города, хваткие фермеры отказывались продавать рис за деньги. Вскоре, обитатели убежища вновь перешли с риса на соевую кашу. К концу июля Сецуко уже вся была в струпьях, и, как бы усердно он не вычищал одежду, избавляясь от блох и вшей, уже на следующее утро насекомые снова лезли из швов. Давя пепельно-серых насекомых, он приходил в ярость при виде кровавых пятен, понимая, что это кровь Сецуко; пытался ловить вшей по одной, чтобы замучить до смерти – но всё было бесполезно. Он даже пытался выяснить, пригодны ли в пищу светлячки. Между тем, сестра совсем обессилела – даже когда он отправлялся к морю, она говорила "я здесь подожду" - и оставалась лежать там, с куклой в руках. Сейта бродил по огородам и воровал огурчики размером с мизинец и зеленые помидоры, чтобы скормить их Сецуко. Как-то раз ему попался мальчик лет пяти, жующий яблоко – подлинное сокровище. Вырвав яблоко, Сейта прибежал к пещере и вручил его сестре. Как он и ожидал, она взяла яблоко в руки и куснула, глаза ее заблестели. Но тут же она сказала "это не яблоко". Сейта попробовал плод на вкус. Свежий, зрелый помидор! На глаза сестренки навернулись слёзы – так она обманулась в ожиданиях. "Помидор – это ведь тоже неплохо, не так ли? А теперь ешь, а то твой брат слопает" – сказал он строгим тоном, хотя сам был готов зареветь от досады.
Все продукты, о наличии которых он время от времени узнавал из газет, стали недоступны, как только он выпал из местного общества. А ведь раньше он мог получить не только рис, но и спички, и крупную соль. По ночам он разбойничал на картофельных полях, выдергивал из грядок сахарную свеклу, чтобы добыть сладкого сока для Сецуко. Но огородных трофеев все равно было недостаточно.
Вечером 31 июля сигнал тревоги застиг его на деле. Не обращая на внимания на вой сирен, Сейта копал чужую картошку, пока не был пойман фермером, прятавшимся до того в открытом убежище неподалеку. Фермер надавал ему тумаков, и, едва прозвучал отбой, повёл обратно в их убежище, словно под конвоем. В свете фонарика тут же отыскалась неопровержимая улика – куча картофельной ботвы, которую Сейта собирался варить. "Пожалуйста, простите меня!" – взывал Сейта, пав на колени, на глазах перепуганной Сецуко. "Моя сестренка больна, она пропадет, если меня не будет!" Фермер, однако, был непреклонен. "Воровать овощи с огородов – это серьезное преступление в военное время!". Сказав так, он погнал Сейту пинками, приговаривая "А ну, пошёл, ворюга! В тюрьме твое место!". Полицейский на вокзале, однако, не выказал особого рвения. "Похоже, сегодня ночью бомбили Фукуи" - этими словами он обескуражил возмущенного крестьянина, отчитал Сейту и вскоре выпустил его. Оказавшись снова на улице, Сейта сразу же увидел Сецуко. Как она сумела пройти весь этот путь одна?.. Потом, в убежище, сестренка гладила плачущего брата по спине и приговаривала маминым тоном: "Где болит? Ой, как плохо. Надо позвать доктора, он сделает укол…"