Могильщик из Таллина

— Согласно результатам вскрытия слесарь Тайво Линн погиб от сквозного проникающего ранения в область печени четырёхгранным колющим предметом, предположительно, ножом для колки льда. Однако нож для колки льда не смог бы проткнуть тело насквозь. У него небольшой клинок. И я понял, что в данном случае использовался четырёхгранный штык винтовки Мосина, оснащённый ручкой. Такие изделия были широко распространены на фронте. Их называли стилетными окопниками. Подобные образцы продают на блошиных рынках. Общая длинна этого холодного оружия составляет двадцать девять с половиной сантиметров, а клинок — семнадцать с половиной. Он оснащён гардой и потому вполне подходит для рукопашного боя. Возможно, он находится на дне колодца, в котором обнаружили труп…Что касается латыни, то убийца и здесь остался верен себе. После удара он сунул в карман слесаря записку, написанную карандашом. Логике в его действиях нет никакой. Это похоже на ритуал. Преступник не знал, что карандашная запись на бумаге не размывается водой. Теперь любой графолог легко докажет идентичность почерка автора записки и разоблачённого преступника. Текст этого, уже смертельного послания на латыни гласил: «Nomine undecimi herois coercitio capitalis», что означает: «именем одиннадцатого героя — смертный приговор». Возникает вопрос: о каком сражении идёт речь? И что это за герои?

В доме Черноголовых висит картина-эпитафия, посвящённая сражению жителей города Ревеля с русским отрядом 11 сентября 1560 года во время Ливонской войны, но на ней имена десяти погибших членов братства, а одиннадцатый не указан. Тогда как в «Протокольной книге братства» («Denkelbuch») названы все одиннадцать павших героев. Так кого же имел в виду убийца, когда клал записку в карман пиджака уже убитого слесаря? Это Герт Витте, один из всадников братства Черноголовых, погибший сражении на Перновской дороге 11 сентября 1560 года. Возникает следующий вопрос: почему его имя не упомянуто местным художником Ламбертом Гландорфом на картине-эпитафии? Для того, чтобы найти ответ, мне пришлось обратиться к книге захоронений кладбища церкви Святого Олафа, где, как гласит предание, все одиннадцать павших воинов братства нашли свой последний приют. Однако выяснилось, что земле преданы тела только десяти человек, они и указаны на картине-эпитафии, а тело одиннадцатого — Герта Витте — хоть и находится в склепе, однако на основании статьи XVII «Устава братства Черноголовых» земле не может быть предано. Я ознакомился с этой статьёй. В ней указывается, что… — Клим Пантелеевич вынул записную книжку и прочёл: — «любой из членов братства, не погасивший свой долг перед другим членом братства, в случае смерти, не может быть предан земле, пока его долг не будет погашен его родственниками, друзьями или потомками. Это правило сохраняется и в случае смерти займодавца». И вот теперь пора вернуться к краже долговой расписки из дома Черноголовых. Как я уже сказал, займодавцем по ней был старейшина гильдии Хермен Бартелс, а заёмщиком, как вы понимаете Герт Витте, родившийся в 1526 году. На момент гибели ему было всего тридцать четыре. И к 11 сентября 1560 года он не расплатился со старейшиной гильдии Херменом Бартелсом, погибшим в том же бою. Тело займодавца предано земле, а останки Герта Витте покоятся в склепе, который считается заброшенным. Но на самом деле — это не так. За ним ухаживает потомок усопшего.

Частный сыщик положил руку на кафедру и, обратившись к присутствующим, проронил:

— Он сейчас среди вас. И всё бы ничего, если бы этот потомок лишь заботился о состоянии склепа своего предка, а не отправил в могилу три души.

— Господин Ардашев, хватит! Сколько можно испытывать наше терпение! — взмолился инспектор. — Назовите имя преступника!

— Хорошо, — кивнул Клим Пантелеевич — это кантор Арво Витте. Я встретил его на кладбище перед убийством органиста.

По трём рядам пронёсся гул негодования, поднявшийся к готическим сводами храма. Стало так тихо, что было слышно, как у алтаря потрескивает горящий фитиль свечи.

Кантор сидел не шевелясь, точно прибитый к скамье. Инспектор сорвался с места, протиснулся к хористу и крикнул:

— Снимай обувь!

Арво Витте не шелохнулся.

— Ты что оглох? — взвизгнул полицейский и, обернувшись к помощнику, приказал: — Надеть на него наручники! Быстро!

Похожий на злого зверька помощник пробрался к кантору и застегнул на его запястьях стальные «браслеты». Но хорист никак не реагировал на происходящее. Он смотрел куда-то вдаль, точно находясь под действием морфия.

— Сними с него башмаки! — велел Саар помощнику, и тот немедля исполнил команду.

— Ага! Вот он! Вот! — потрясая ботинком, радостно прокричал полицейский начальник. — На правом каблуке дырка. И в ней видна вторая часть расколотого дубового гвоздя! Corpus delicti!

Хорист молчал. Присутствующие встали со своих мест, удивлённо взирая, на происходящее.

— А где алтарь? Куда ты дел золотой алтарь! — склонившись над ухом подозреваемого, прокричал полицейский.