Могу!

Софья Андреевна изо всех сил держала себя в руках, чтобы быть настороже. И ей все время казалось, будто Ив в каждое свое слово вкладывает какой-то сторонний смысл, будто он говорит не то, что говорят его слова. Кроме того ей казалось и другое: будто он хочет поймать ее на чем-то и в чем-то уличить. И она, напрягаясь, искала этот спрятанный смысл, вслушивалась в каждое слово и была готова к каждому слову. И следила за всем: за тоном голоса Ива, за выражением его лица и за взглядом. Ощущение опасности, которой она должна избежать, обострялось в ней. И от всего этого она чувствовала усталость, от которой слабела, и видела, что только нервным напряжением она заставляет себя сидеть, слушать, говорить и понимать. Надолго ли хватит этого нервного напряжения? У нее даже мелькнула было мысль: не сослаться ли на нездоровье и не уехать ли?

— Убийство старо как мир! — задумчиво сказал Ив. — От Каина и до сегодняшнего дня… И поэтому хочется думать, что нет ничего проще и легче, как убить человека. Вероятно, ни один убийца предварительно не учился этому делу, а сразу же постигал науку и искусство убийства. Дубиной по голове, ножом по горлу… Бросить яд в бокал вина, надавить гашетку револьвера… Все это общедоступно, не правда ли? Мне, представьте себе, еще никогда не приходилось самому убивать человека, «себе подобного», «брата своего», — язвительно скривился он, — но все же мне думается, что есть убийство и — убийство. При одних условиях убить легко, при других — труднее, при третьих — непосильно. Вы никогда не думали об этом? — глянул он так, как будто хотел не только услышать ее ответ, но и увидеть, что она думает.

— Нет! И удивляюсь тому, что вы об этом, вероятно, думали.

— Да, я об этом думал.

И Софья Андреевна почувствовала, как нестерпимо она хочет узнать и понять: почему он заговорил об этом? У него, конечно, есть задняя мысль и умысел, но… какой?

— Видите ли, — продолжал Ив, подняв глаза и откровенно всматриваясь в нее, — я когда-то знавал одного человека, который был страстным охотником. И сколько уток, зайцев и прочей дичи настрелял он на своем веку, того, конечно, и сосчитать нельзя. Но однажды случилось так, что ему надо было зарезать курицу. Не застрелить, а зарезать. Понимаете? Своими руками. Ножом по горлу. Ружья у него тогда не было, что ли… Не знаю! И представьте себе, что зарезать он не смог. Не «не сумел», а именно — «не смог». Духу не хватило! Смешно, правда? Вы можете понять это?

Софье Андреевне было ясно, до жути ясно, что он говорит все это не «просто так», не потому, что оно случайно пришло ему в голову, а говорит с целью: нужной ему и опасной для нее. Она собралась ответить, но сразу ответить не смогла. Не хватило дыхания, не хватило слов.

— Вы можете понять это? — настойчиво повторил Ив.

— Вероятно, могу! — справилась с голосом Софья Андреевна. — Но почему… почему вы заговорили об этом? — не удержалась и все же спросила она.

Ив слегка усмехнулся: он, кажется, был доволен тем, что она не удержалась и спросила.

— Убивают многие! — как будто отвечая на ее вопрос, продолжал он. — Убивает солдат на войне, убивает разбойник, убивает палач… Но не думаете же вы, что каждый солдат может зарезать, как разбойник, а каждый разбойник может повесить на виселице, как палач!.. Вот это как раз то, что я уже сказал: при одних условиях убить легче, при других труднее, а при третьих — духу не хватит! А? Не так? — на что-то намекая, многозначительно прищурился он и посмотрел очень хитро.

— Я никогда не думала об этом! — сердито и даже зло ответила Софья Андреевна. — И не знаю, зачем об этом надо думать!

— Я несколько раз хотел себе представить, — продолжал свое Ив, — как оно было у… у Виктора. Как он душил и как он задушил? Ведь это же неизмеримо труднее, чем застрелить или ударить топором по голове. Душить — это страшно, не правда ли? Чтобы задушить, хотя бы даже подушкой, нужно особое… нужен особый характер! Вот именно: характер! Психологически это может быть даже непосильно. Уж хотя бы по одному тому непосильно, что это не момент, как удар ножом или выстрел из револьвера, а… а очень долго! Вот в том-то и дело: душить надо долго. Сколько минут, не знаете? Впрочем, — притворно спохватился он, — откуда же вам знать! Ведь Георгий Васильевич, наверное, и сопротивлялся, и дергался, и… и бился! И все это Виктору надо было вытерпеть, вынести и преодолеть в себе. Душой надо было преодолеть!

Он говорил своим ровным голосом, ни на что не напирая и ничего не подчеркивая, а только неотрывно глядя на Софью Андреевну. И она видела: он говорит все это не для себя, не для того, что ему интересно высказать эти свои мысли, а говорит для нее. Зачем? Чего он хочет? Ей было ясно, что он хитрит, играет с нею, дразнит ее и вызывает на что-то. И не поддавалась, чтобы быть такой, какой ей надо быть сейчас. Но слабела все больше и больше, со страхом думая, что ее сил может не хватить, что долго держаться она не сможет.