Мой Дантес

И ни слова о том, кому же мне следовало вернуть его?..

Спустя же еще два дня я обнаружила в почтовом ящике письмо с угрозами и новым требованием вернуть медальон. В весьма категоричной форме мне было велено ровно через трое суток забрать драгоценность из банка, упаковать ее в обувную коробку, которую следовало закопать у дальней березы на краю участка Вдовы.

Прочитав послание, я невольно улыбнулась, подивившись глупости писавшего. Ведь я вполне могла сообщить обо всем служителям правопорядка, а те уж непременно позаботились бы о наблюдении, организовав его должным образом, так как дело об ограблении квартиры Вдовы все еще оставалось нераскрытым.

Но отчего то мне не хотелось играть в шпионов, обнародовав тот факт, что медальон хранится у меня, и я решила покинуть ставший родным дом.

Сентябрь 2003 года

Утром следующего дня я прибрала все на даче и вернулась в Москву.

Видимо услышав, как я вожусь с замками, звеня внушительной связкой, на которой носила ключи не только от квартиры Вдовы, но и от дачи, машины, гаража, отчего дома и наших с Никитой апартаментов, скрипнула соседняя дверь и выглянувшая в проем мама, молча поманила меня рукой.

Предчувствуя, что мне придется сейчас выслушать в связи с долгим отсутствием, и совершенно не желая нравоучений, я, тем не менее, послушно поплелась на зов.

Проведя меня на кухню, мама устало опустилась на стул, кивков головы указав мне на стоявший напротив.

– Мамуль, – начала было я, лихорадочно подбирая слова для оправдания собственного неблаговидного поступка.

– Погоди, – остановила меня мама и горестно вздохнула, нервно теребя пальцами бахрому на старой обеденной скатерти. – Лиза… Тут такое… Егорушка звонил. Ищет тебя давно, я сказала, что ты на даче, он пытался связаться с тобой, но ты зачем-то отключила телефон. Ох, господи… Он говорит, что Никита сильно запил и…

Не дослушав, и даже не погладив вертевшегося у ног Пальчика, я рванулась в прихожую, натягивая куртку и собирая вещи на ходу. А что еще могла сделать Лиза, любившая Никиту без ума и разума, только сердцем и душой?

Через час с небольшим, чертыхаясь и проклиная дорожные пробки, кое-как припарковав машину у подъезда и даже, кажется, забыв ее закрыть, я стояла на пороге нашей квартиры.

Переведя дух, сняла куртку, нашла тапочки, прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Поначалу мне показалось, что в нем стоит гробовая тишина, и Никиты попросту нет, он должно быть на службе. Но тут из кухни донеслась брань, звяканье стекла и вновь грязная ругань.

Я тихо подошла к двери и в ужасе уставилась на то, что до недавнего времени считалось моим образцово-показательным мужем. Заросший щетиной, с полыхающим краской одутловатым лицом и свалявшимися волосами, Никита в одних трусах сидел на стуле, подперев голову одной рукой, в то время как вторая, сжимая бутылку водки, тряслась над рюмкой, наполняя ее ненавистной мне сорокоградусной жидкостью.

– Никита, – едва слышно позвала я, боясь испугать мужа неожиданным появлением.

Он медленно поднял затянутые мутной пленкой совершенно бездумные глаза и зло прошипел:

– Притащилась сука! А кто тебе велел? Может, я тут с телкой кувыркаюсь? Вали быстро!

– Никита, – попыталась я остановить мужа, боясь, что сейчас он произнесет те непоправимые слова, которые навсегда разведут нас в разные стороны.

И он, залпом выпив содержимое рюмки, произнес.

– Нашлялась и приползла? Подстилка рваная…

– Я была на даче, оттуда ездила на работу, а вечерами писала о Дантесе и…

– Писака! – Презрительно произнес Никита. – Да кому нужно все то, что ты пишешь? Бездарная потрепанная сука. На тебя ж ни один мужик не позарится, ни у одного не встанет, даже за медальон!

– А при чем тут медальон? – растерянно спросила я. Но лучше б уж молчала.

Пропустив мои слова мимо ушей, Никита выпил еще рюмку и его понесло:

– Умную из себя строит. Курица драная. В зеркало на себя посмотри. Кому ты нужна, сука? Ты ж полное дерьмо. Ни кожи, ни рожи, ни мозгов.

– Найди другую, – прошептала я, чувствуя как горло сжимает стальное кольцо обиды.

– Уже нашел, только вот ты под ногами путаешься. Достала со своей любовью! Шпионка! Видеть тебя не могу! Уродина! Да я таких баб могу поиметь! Ткни пальцем и любая будет моей.

Вот в этом я не сомневалась ни капли. С его-то внешностью, положением, достатком. Охотниц найдется немало, стоит лишь распахнуть двери «мерседеса». И в рот будут смотреть, и «зайчиком» называть, и любить. Любить «мерседес», достаток, положение, доллары, но не Никиту. В новых слоях нашего общества это чувство давно уже сходит на «нет», заменяясь иными более прозаическими ценностями.

Пусть я достала мужа своей заботой и любовью. Но я прекрасно знаю, за что дорожила Никитой. Возможно, я стала тенью, но изучила его вдоль и поперек. Любила все: и достоинства, и недостатки. Чувствовала настолько, что свободно могла закончить начатую им фразу.

Более того, как когда-то Барри предсказывал своим поведением приближение к дому отца, я также, без ошибки могла определить, что пройдет, допустим, десять минут и Никита появится на пороге нашей квартиры.