Мой Дантес

В тот день я проснулась ровно в полночь. В час, когда по преданию душа прощается с телом. Но не это в данный момент занимало мои мысли. Отчего-то я уверовала, что с Никитой все будет хорошо, и он непременно выкарабкается, обязательно выкарабкается, и будет жить.

В эту ночь память нарисовала довольно четкую картину того, где и когда я слышала фразу Вдовы: «Девочка, как ты расцвела». Ту самую, что как-то гулко и несколько искаженно прозвучала со стороны таинственной машины, преследовавшей меня.

«Девочка, как ты расцвела!» Как я могла забыть такое! Ведь еще в пору жениховства с Егорушкой, он как-то зашел к нам, по привычке сложив на стол два букета цветов и кучу милых безделушек, среди которых лежала маленькая плоская коробочка.

Высмотрев ее среди прочих подарков, Софья Матвеевна тут же встрепенулась:

– Новая драгоценность для нашей не менее драгоценной Лизоньки?

– А вот и не угадали! Полный пролет! – весело сказал Егорушка, скорчив забавную рожицу.

Но, увидев, как обиженно насупилась Вдова, не признающая дешевого сленга, тут же исправился.

– Милая тетушка Софья, – с пафосом начал он. – Перед вами последнее чудо техники, но, увы, не ювелирной.

Он открыл коробочку, и нашему взору предстала обычная шариковая ручка, может, чуть утолщенная по размеру. На верхней части колпачка красовалось маленькое отверстие, точнее, крошечное окошечко размером не более копеечной монеты.

– И что сие означает, – скептически поджала губы Вдова, как делала это всегда, когда раздражалась или чего-то недопонимала.

– Шпионские штучки! – не без гордости изрек Егорушка.

Зная страсть будущего мужа ко всяким необычностям, я невольно расхохоталась. Вдова тоже улыбнулась, глядя на меня, не в силах сдержать фразу, ставшую привычной за последнее время:

– Девочка, как ты расцвела!

– «Девочка, как ты расцвела!» – эхом, чуть искажая голос Вдовы, тут же произнесла ручка.

– Вот это да! – восхищенно воскликнула я, не в силах скрыть восторга.

Вдова же, напротив, сухо и безапелляционно произнесла:

– Чтобы это было в последний раз! Заруби себе на носу, Егорушка, подобных шпионских штучек я в своем доме не потерплю. Сотри все немедленно.

– Уже стер, – Егорушка лукаво подмигнул мне и нажал на какую-то кнопку на колпачке ручки.

Но, как оказалось, нажал он совсем на другую кнопку, запись сохранилась и именно ее, как я теперь поняла, использовали мои преследователи.

Глупый же ты, Егорушка. Я пока еще не впала в маразм и все прекрасно помню. Решил напугать до смерти ради бесценного медальона? Или строил еще более далеко идущие планы, мысля следующим образом: перепугается Лизавета да и отойдет от страха в мир иной. А тут мы – единственный наследничек. Но как тогда быть с Никитой? Он-то наследник первой руки. Законный муж.

Правда, все эти мысли, как-то сами собой отошли на второй план, стоило лишь подумать о том, что жизнь Никиты висит на волоске.

Он должен выкарабкаться. Обязан! Иначе и мне не жить, потому что я не смогу перенести смерть пусть и не любившего меня, но дорогого человека. Ненавижу смерть! Ненавижу и боюсь ее с детства.

Июль 1983 года

Впервые я споткнулась о смерть близкого мне человека, когда хоронили дедушку Матвея – папиного отца. Я помнила его еще бодрым, жизнерадостным, удивительно деятельным.

Изредка (исключительно по настоянию родителей) приезжая в крошечную деревушку Маковка, вполуха слушала рассказываемые дедом местные байки, повторявшиеся год от года, за неимением новых.

Впрочем, и деревушкой-то данные выселки любой из нас назвать постеснялся бы. Так… Три избенки, две из которых изрядно покосились, готовые как грибы-переростки скинуть свои насквозь изъеденные червями трухлявые шляпы наземь.

Участки в шесть соток давно уже забыли о том, что такое, пусть и ивовая, да изгородь. Границей служили дощатые туалеты, столь обветшалые, что средних размеров мужику забираться туда было крайне опасно. Того и гляди, сложится сортир как карточный домик и погребет под собой все живое вместе со зловонными отходами.

Но именно в Маковке, по настоянию деда, папа приобрел избушку на курьих ножках, повернутую явно по велению костлявой Яги и вопреки всем законам строительства к лесу передом. Впервые увидев ее, я не смогла сдержать ни смеха, ни слез.

Так и хотелось встать перед ней, топнуть ногой оземь и рявкнуть иванушкиным голосом:

– А, ну-ка, избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом.

Лет эдак в семь я предприняла ряд попыток покомандовать колченогой развалюхой, да, видимо, чары злой бабы Яги оказались мне не под силу.

Зато они оказались под силу моему отцу. В паре с дедом Матвеем – бывшим морским волком, с помощью топора, известной всему миру матери, местного дешевого стройматериала и не менее дешевой рабсилы из соседнего поселка, мужики соорудили нечто напоминающее крошечную дачку с завалинкой у трех торцовых окон и баньку-невеличку на краю огорода, где я и отбывала повинность – исправно полола грядки, срезала клубничные усы и опрыскивала картофельные кустарники, борясь с ненавистными жуками-паразитами.