Мой дядюшка Освальд

Я шагнул в сверкающую толпу, — похоже, я оказался единственным мужчиной, который не нацепил на себя драгоценности, ордена и всевозможные ленточки. Мы стояли и пили шампанское. Потом нас пригласили к столу. Столовая произвела на меня сногсшибательное впечатление. За длинным, как поле для крикета, столом разместились более сотни гостей. У каждого прибора стояла карточка с именем. Мое место оказалось между двумя необычайно уродливыми пожилыми дамами. Одна из них была женой болгарского посла, другая — теткой короля Испании. Я обратил все свое внимание на еду, которая превзошла мои ожидания. Я до сих пор помню большой трюфель величиной с мячик для гольфа, приготовленный под белым соусом в глиняном горшочке с закрытой крышкой. И великолепную недожаренную камбалу, почти сырую в центре, но при этом очень горячую. (Англичане и американцы всегда пережаривают рыбу.) А вина! Эти вина просто невозможно забыть!

Но что, спросите вы, мог знать о винах семнадцатилетний Освальд Корнелиус? Хороший вопрос. Однако должен вас заверить, что знал он довольно много. Я не успел сказать, что мой отец любил вино больше всего на свете, даже больше женщин. Он был настоящим знатоком и отдавал предпочтение бургундскому. Он также обожал кларет, хотя всегда считал, что даже самый лучший кларет имеет легкий налет женственности.

— Лицо кларета, — говаривал он, — может быть красивее, а фигура лучше, но только бургундские имеют мускулатуру и силу.

Когда мне исполнилось четырнадцать, он заразил меня своей страстью к вину, и всего лишь за год до описываемых событий он взял меня на пешую экскурсию по Бургундии во время сбора урожая в сентябре. Мы начали свой путь в Шаньи и направились на север к Дижону, За неделю мы исходили всю провинцию Кот-де-Нюи, и экскурсия произвела на меня неизгладимое впечатление. Мы шли не по главным дорогам, а по узеньким тропкам, пролегавшим мимо всех крупных виноградников этого знаменитого золотого склона — сначала побывали в Монтраше, потом в Мерсоле, потом в Поммаре и провели ночь в чудесной маленькой гостинице в Боне, где ели ecrevisses (раков) в белом вине и foie gras (гусиную печенку) на тостах, намазанных маслом.

Я помню, как на следующий день мы обедали, сидя на невысокой белой стене на границе Романи Конти, — холодная курица, французский батон, сыр и бутылка «Романи Конти». На этой же стене мы разложили еду, отставив в сторону бутылку и бокалы для вина. Отец выдернул пробку и разливал вино в бокалы, а я тем временем резал курицу. Потом мы сидели под теплым осенним солнцем, глядя, как сборщики винограда идут вдоль рядов, наполняют корзины, относят их к началу рядов, перекладывают виноград в большие корзины, а из них — в тележки, которые увозят буланые лошади. Помню, как отец указал куриной ножкой на эту великолепную сцену и сказал:

— Ты сидишь на границе самой великой земли в мире, сынок! Только посмотри! Четыре с половиной акра твердой красной глины, меньше одного гектара! И все! Но из винограда, который здесь собирают, получается самое лучшее вино. Его делают в очень небольших количествах, поэтому его почти невозможно достать. Вино, которое мы пьем сейчас, было изготовлено здесь одиннадцать лет назад. Нюхай его! Вдыхай аромат! Пробуй его! Пей! Но никогда не пытайся описать его! Этот вкус невозможно выразить словами! Когда ты пьешь «Романи Конти», ты словно испытываешь оргазм во рту и в носу одновременно.

Мне нравилось, когда отец так воодушевлялся. Слушая его, я начинал понимать, как важно иметь увлечение в жизни. Он научил меня, что если тебя что-то интересует — что бы это ни было! — окунайся в свое увлечение с головой. Хватай его обеими руками, тискай, обнимай, люби, но самое главное — относись к нему со всей страстью, на какую способен. Не будь холодным. Горячим — тоже недостаточно. Нужно быть раскаленным добела и страстным.

Мы побывали в Клос-де-Вужо, Бон-Маре, Клос-де-ла-Роше, Шамбертине и во многих других чудесных местах. Спускались в винные погреба и пробовали прошлогоднее вино прямо из бочек. Смотрели, как давят виноград в гигантских деревянных винтовых прессах: чтобы повернуть винт, требовалось шесть мужчин. Мы видели, как в огромные деревянные чаны стекает сок, а в Шамболе-Мюсиньи, где виноград начали собирать на неделю раньше, мы видели, как виноградный сок оживает в необъятных чанах, кипит и булькает, приступая к таинству превращения сахара в алкоголь. И пока мы смотрели, как вино набирало силу, кипение и бульканье дошло до такого накала, что нескольким мужчинам пришлось забраться наверх и сесть на крышку чана, чтобы удержать ее на месте.

Я снова отклонился. Нужно продолжать мой рассказ. Я хотел наглядно доказать, что, несмотря на нежный возраст, был вполне способен оценить качество вин, которые я пил в тот вечер в английском посольстве в Париже. Да, их трудно забыть.

Мы начали с «Шабли Гран Крю Греноль». Потом перешли к «Латуру». Потом к «Ришебургу». А с десертом нам подали «Икем» многолетней выдержки. Сейчас я не могу вспомнить года этих вин, но все они были очень старыми.