Мой дядюшка Освальд

— Было на нем клеймо изготовителя? Где я могу такой достать?

— А вот я бы не стала его доставать, — сказала Ясмин.

— Почему бы не стала?

— Оно того не стоит, это просто игрушка. Игрушка для глупых королей. Сперва ошеломляет, но и все. Когда Альфонсо запустил диван, я просто ошалела. «Эй! — крикнула я. — Какого хрена тут происходит?» «Молчи, — сказал король. — Разговаривать запрещается!» Снизу донесся жужжащий звук, и вся эта чертова штука стала жутко вибрировать, а заодно и дергаться вверх-вниз. Честно, Освальд, это было словно кататься на лошади по палубе судна, попавшего в шторм. Господи, думала я, только бы не было морской болезни. Но морской болезни удалось избежать, и к тому времени, как он стал заводить эту штуку вторично, я уже попривыкла. Это и вправду напоминало езду на лошади. Нужно двигаться вместе ней. Нужно уловить ритм.

— И это стало тебе нравиться?

— Я бы не сказала, но у этой штуки есть свои преимущества. И главное, ты никогда не устаешь. Для дряхлых стариков самое милое дело.

— Альфонсо только тридцать три.

— Альфонсо псих, — сказала Ясмин. — Раз, когда он заводил пружину, он сказал: «Обычно мне делает это слуга». Господи, подумала я, этот придурок и вправду чокнутый.

— Как ты от него избавилась?

— Это было непросто, — сказала Ясмин. — Видишь ли, он только и делал, что подзаводил эту штуку, а потому ничуть не выдыхался. Примерно через час мне совсем надоело. «Выключайте, — сказала я. — С меня достаточно».

«Мы продолжим, пока я не скажу».

«Не надо так, — сказала я. — Кончай это дел о, завязывай».

«Здесь приказываю только я», — сказал Альфонсо.

Ну что ж, подумала я, вот и заколка пригодится.

— Ты что, так и сделала? Ты и вправду его уколола?

— Еще как уколола, — сказала Ясмин. — Заколка вошла на два дюйма!

— И что тогда?

— Альфонсо подскочил до потолка, завизжал и скатился на пол. «Ты меня уколола!» — крикнул он, хватаясь за свою задницу. Я мгновенно вскочила и начала одеваться, а он голый прыгал вокруг и пронзительно орал: «Ты меня уколола! Ты меня уколола! Да как ты посмела!»

— Потрясающе, — подытожил я. — Чудесно. Великолепно. Жаль, я этого не видел. Крови было много?

— Не знаю и знать не хочу. Но мне он успел надоесть хуже некуда. Я немного озлилась и сказала ему: «Слушай меня, и слушай внимательно. Если наш общий друг узнает — он тебя за яйца повесит. Ты же меня изнасиловал, хоть это-то ты понимаешь?» Мои слова заставили его заткнуться. «И какая тебя муха укусила?» — спросила я уже поспокойнее. Я одевалась со всей возможной скоростью и тянула время разговором. «Ну как ты мог такое сделать?» — крикнула я. Кричать приходилось, потому что диван продолжал греметь. «Не знаю», — пробурчал Альфонсо, опустив глаза; он стал вдруг тихим и робким. Окончательно одевшись, я подошла к нему, чмокнула в щеку и сказала: «Давай забудем, что все это было, забудем?» В то же самое время я быстро сдернула с королевской шишки эту липкую резинку и гордо удалилась.

— Тебя кто-нибудь пробовал остановить?

— Ни одна душа.

— Пятерка с плюсом, — подытожил я. — Ты отлично поработала, а теперь давай сюда эту бумагу. — Ясмин передала мне лист дворцовой бумаги с королевской подписью, и я аккуратно положил его в папку. — А теперь, — сказал я, — пакуй вещички. Мы мотаем отсюда первым же поездом.

15

Через полчаса мы уже упаковали чемоданы, выписались из отеля и направились на вокзал. Следующая остановка — Париж.

Так оно и было. Мы доехали до Парижа в спальном вагоне и прибыли туда сверкающим июньским утром. Остановились мы снова в «Рице». «Куда бы ты ни приехал, — говорил мой отец, — когда не уверен, останавливайся в „Рице“». Мудрый совет. Ясмин зашла ко мне в номер обсудить стратегию за ранним ланчем — по холодному омару для каждого из нас и бутылка шабли. На столе передо мной лежал список самых срочных кандидатов.

— В любом случае, — сказал я. — Ренуар и Моне идут первыми. Именно в этом порядке.

— Где мы их найдем? — спросила Ясмин.

Найти, где живет знаменитый человек, всегда очень просто.

— Ренуар живет в Эссуа, — ответил я. — Это маленький городок в ста двадцати милях к юго-западу от Парижа, между Шампанью и Бургундией. Ренуару сейчас семьдесят восемь. Говорят, он пользуется инвалидным креслом.

— Господи, Освальд, — сказала Ясмин, — я не собираюсь кормить волдырным жуком дряхлого старика в инвалидном кресле!

— Ренуару это понравится, — успокоил ее я. — С ним ничего особенно плохого, кроме артрита на поздней стадии. Он даже все еще пишет. Он наверняка самый знаменитый художник изо всех ныне живущих, и я скажу тебе одну вещь. Ни один художник в истории искусства не получал при жизни за свои картины таких высоких цен, как Ренуар. Он настоящий титан; через десять лет мы будем продавать его соломинки за целое состояние.

— А где его жена?

— Умерла. Он старый одинокий человек. Увидев тебя, он тут же захочет написать такую красавицу в голом виде.

— Я бы не отказалась.

— С другой стороны, у него есть натурщица по прозвищу Деде, от которой он без ума.

— С этим я быстро разберусь, — пообещала Ясмин.