Мой дом, наш сад

А потом я понимаю: откуда тут взяться детям? Наконец, мне удается открыть глаза. Белый, неприятный и болезненный, свет бьет мне в голову. Я в лаборатории. По крайней мере, именно так я себе представляла лаборатории. И в то же время я - на чердаке. Это ощущение очень сложно объяснить, не будучи в полной мере сном, оно не является и бодрствованием.

Картинка рябит, как наши самые старые кассеты, в которых звук и изображение иногда сменяются белым шумом. Я вижу своих друзей, склонившихся надо мной, потом по миру снова проходит рябь, и белый, искусственный свет жалит мои глаза опять. Люминесцентные лампы под потолком мигают. На столах громоздятся приборы, назначения которых я не знаю. С облегчением мне удается определить микроскоп и что-то, похожее на маленькую центрифугу. Исследования крови. Снова рябь, и я вижу генератор, стоящий на запыленном чердаке.

Когда белый шум сходит, этот же генератор стоит в центре лаборатории, новенький, подключенный, рабочий. По углам комнаты, лицами к стене, точно так же, как я, Ниветта и Кэй, стоят трое мальчишек. Они в одинаковых больничных рубашках и брюках, они одинаково дрожат. Щуплые, жалкие, маленькие и совершенно беззащитные. По лабораторному помещению снуют люди, но все они прозрачные, неприметные, кроме одной единственной женщины. Она в таком же белом халате, как остальные взрослые. У нее длинные рыжие волосы, изящные руки и глаза закрыты окровавленной повязкой. Окровавленной настолько, что на блестящий, белый кафель с нее капает кровь.

Женщина подходит к приборам, списывает с них показания, будто слепота совершенно ее не беспокоит.

- Кто вы? - шепчу я одними губами.

Один из мальчишек, самый тощий и самый бледный, с замотанной бинтом головой отвечает.

- Мы - никто. У нее нет глаз, поэтому мы плачем за нее.

- Тогда кто - она? - спрашиваю я. А потом шепчу одними губами:

- Номер Девятнадцать? Номер Девятнадцать, это ты?

В этот момент кто-то выливает на меня как минимум таз ледяной воды. Я вскакиваю, перед глазами рябит, и я бью себя по щеке.

- Вивиана! - шепчет Моргана. Она стоит надо мной, ее руки раскинуты, она создавала воду. - Вивиана, девочка, мы думали, ты мертва.

- Или в коме, - говорит Ниветта.

- Лично я думал, что ты мертва.

А потом Кэй меня обнимает, и я отпрыгиваю, потому что моя ночная рубашка намокла, и мне неприятно и неловко. Некоторое время я не могу произнести ни слова. Моргана гладит меня по волосам, нежно и долго. Мы сидим, привалившись к стене, и я не совсем помню, как я тут оказалась. Наконец, у меня достает слов и сил рассказать то, что я видела.

- Ты думаешь, что это был Номер Девятнадцать? - спрашивает Ниветта.

Я глажу, машинально, даже не осознавая, насколько это интимно, татуировку на внутренней стороне бедра Морганы.

- Я не знаю, - говорю я. - Там было трое мальчишек. Они плакали вместо женщины с повязкой на глазах. Я, если честно, понятия не имею, что это значит.

- Значит, что нельзя баловаться с электричеством, - говорит Кэй. И, кажется, это самая разумная фраза, сказанная за всю историю Кэя.

К тому времени, как я окончательно прихожу в себя, начинает рассветать. Нежно окрашенное небо готовится встречать новый день, а у меня песок в глазах от второй бессонной ночи подряд, и в то же время, может быть из-за электрического разряда, прошедшего сквозь мое тело, я чувствую себя болезненно бодрой. Мы с Морганой спускаемся с чердака последними.

- То, что с тобой произошло, - говорит Моргана самым сладким голосом. - Все доказывает.

- Или я схожу с ума. Окончательно, - говорю я. Но сейчас мне по большей части все равно. Мы проходим по лестнице, бесшумно и осторожно, наблюдая, как дом окрашивается в голубовато-серый цвет, готовясь к новому дню.

До подъема остается десять минут. Ниветта и Кэй уже проскользнули в свои комнаты, чтобы переодеться. А я совершенно не чувствую, зачем они так спешат.

- Давай, девочка, - шепчет Моргана. От нее пахнет мятной жвачкой или зубной пастой, у нее мягкие подушечки пальцев, как у кошки. Сейчас все эти детали кажутся мне очень яркими. - Признай, что у нас получилось.

- Слушай, - начинаю я. - Понятия не имею, был ли это Номер Девятнадцать, или я просто слишком вдохновилась твоей проповедью, и увидела жуткое видение, потому что меня жахнуло электрическим током. Как ты считаешь, какой вариант логичнее?

Моргана смеется, и в этот момент, совершенно одновременно с ее смехом, я слышу пронзительный крик, далекий и отчаянный, он идет из-за ворот. Моргана замирает, глаза у нее становятся круглые и испуганные.

Кричит Гвиневра.

Мы бросаемся к двери с одинаковой быстротой, даже прежде, чем мне приходит в голову мысль о том, что бежать на чей-то крик может быть опасно, что лучше позвать взрослых. В голове у меня ни единого разумного предположения, крик Гвиневры вытесняет их все. У меня нет ответа на вопрос "почему", ведь иногда я даже хочу, чтобы Гвиневра умерла, и тогда я стану лучшей ученицей.